– Вы не говнюк.

– Не пытайся мне польстить – у меня иммунитет.

Он останавливается, и я тоже – вдали несколько папарацци фотографируют нас.

– Только их не хватало. Может, все-таки прокатимся?

– С чего бы? – Он вскидывает подбородок. – Я хочу прогуляться.

– Но они же будут фотографировать.

– И что с того? Ты представь заголовки… – Он проводит рукой в воздухе, рисуя невидимую линию. – «Известный писатель Ричард Бэрлоу на пятом десятке решил соблазнить юную актрису» или нет, лучше вот так: «Восходящая звезда Пенни Прайс встречается с писателем, чтобы попасть в новую экранизацию его старой книги». А, каково?

– Вы бы неплохо заработали на таких заголовках.

– К счастью, у меня достаточно денег, чтобы заниматься только любимой ерундой.

Мы идем, делая вид, что не замечаем камер.

– Можно спросить?

Он не отвечает, и я воспринимаю молчание как согласие.

– Чисто гипотетически…

– Гипотетически? – переспрашивает он, достает из кармана жвачку и кидает в рот. – Давненько я таких слов не слыхал.

– Если бы вдруг вы оказались в мире, где все перевернулось вверх дном, как бы вы из него выбирались?

Он задумывается, но ненадолго.

– А зачем мне из него выбираться? Это неплохой вариант – мир, где я никому не известный библиотекарь, учитель или ученый. Слава – самый изощренный вид проклятия.

– Но если бы это был отвратительный мир, в котором вам не хочется быть.

Бэрлоу окидывает меня серьезным взглядом, очевидно, размышляя, каким именно психическим заболеванием охвачен мой мозг.

– Тогда пришлось бы придумать сотни вариантов спасения и испробовать все до последнего.