– У вас очень милый дом, – отмечаю я, кивая на фотографии на стене. Такие же, как были при мне, но без меня.

– Спасибо.

Втроем мы останавливаемся у двери, ведущей в комнату Энн. Я и Бэрлоу смотрим со страхом на белое дерево, не решаясь произнести ни слова.

– Я скажу ей, что вы пришли. Ей ни к чему лишний стресс.

Мама тихо приоткрывает дверь и скрывается за ней.

– Если бы я не знала вас, то подумала бы, что вы волнуетесь. У вас глаз подергивается.

– Это судорога.

Через какое-то время мама приглашает нас войти. Энн еще сильнее побледнела, синяки под глазами потемнели, кожа посинела, а руки покрылись мелкими красными пятнами. Огонь в глазах потух. Похоже, ее чем-то накачали, чтобы избавить от боли, но появление Бэрлоу слегка оживляет ее.

– Здравствуй. – Он подходит ближе и легонько пожимает Энн руку.

– Что ж, я оставлю вас ненадолго, – предупреждает мама и удаляется. Я не уверена, но, кажется, на ее глазах выступили слезы.

– Пеони. – Энн больше ничего не говорит, но одним словом выражает множество чувств.

Мне становится дурно, я судорожно покачиваю головой и подхожу к окну, у которого стояла сотни раз до этого. Молчу, остаюсь сторонним наблюдателем, словно автор в книге, – сейчас не мое время.

Бэрлоу садится на край кровати.

– Я Ричард.

– Я знаю. Я Энн.

– И я знаю.

– Вы… вы мой любимый писатель…

– И это мне известно. – Я впервые вижу его таким спокойным и добрым, отчего становится хуже, ведь это означает, что дела совсем плохи.

– О чем же ты хочешь поговорить, Энн?

– Я мечтала увидеть вас, но никогда не думала, что это произойдет… Теперь я не знаю, что сказать. – Голос еле слышен.