– Так ошибайся! Если всегда делаешь только правильный выбор, то лишаешь себя возможности расти дальше.

– Эйнштейн?

– Хит Леджер[87], – усмехается она.

Я обдумываю эту фразу непозволительно долго. Мел громко вздыхает на том конце.

– Так ты не злишься? – интересуюсь я.

– С чего мне злиться? Наоборот, я горжусь тобой, твоей смелостью, силой, напором и все такое. Думаешь, мне не страшно? Я тоже боюсь и зачастую чересчур много думаю, упуская возможности, но не ты. Ты не боишься показаться странной или глупой. Ты храбрая, а храбрость – сумасшествие, одно из главных составляющих гениальности. Так что я даже завидую тебе.

– Для меня важно это слышать.

– И что это вдруг на тебя нашло?

– Я попала во вселенную, где стала известной актрисой, а потом влетела в дом на красной «Мазерати».

– Интересно-то как. – Она зевает, а после поспешно добавляет: – Ладно, расскажешь потом, сейчас мне пора вставать. Напишу позже.

После разговора с Мелани я долго сижу в тишине и улыбаюсь сама себе. Раньше я считала, что лучшее время – это период между ложью и ее разоблачением. Однако говорить правду намного приятнее – нет нужды напрягаться.

Надеваю старые джинсы и футболку с огурчиком Риком[88], на ней написано Wubba lubba dub dub[89] – моя мысль дня или, скорее, призыв. Бросаю взгляд на темноту под кроватью. Достаю оттуда коробку с хлопьями и, мысленно прощаясь, спускаю остатки в унитаз. Я должна начать длинный путь к здоровым отношениям с едой. И с собой…

На кухне тихо бормочет радио, пахнет свежеприготовленным омлетом. Папа заботливо разливает кофе в чашки разного цвета: зеленая – для мамы, красная – для Энн, желтая – для меня и синяя – для него. Он по-настоящему увлечен процессом, словно не просто готовит завтрак, который осядет в наших желудках, а создает лекарство от рака.

– Привет! – Он мельком смотрит на меня.

– Привет.

К сердцу обволакивающим медом стекается ностальгия вперемешку с щемящим счастьем. Как же я по нему скучала! По его вопросам, усталым теплым глазам, завтракам и даже по его привычке читать в темноте.

– Ты сегодня рано, – отмечает он.

Я прислоняюсь спиной к прохладной дверце холодильника. По телу пробегает табун мурашек.

– Пап, мне нужно… нужно признаться.