Светлый фон

— А, ты об этом. Ну, это не в счет, мало их, что ли.

— А таких, как я, мало?

— Таких, как ты, еще больше, но… — Иван Александрович засмеялся и погладил Лизу по голове. — Я неправильно выразился. Не я себе позволяю, а кто-то мне позволил. Подстроил, подарил на прощание. Почему именно тебя? Не знаю. Возлюбленная — нечаянная тайна. Значит, нет больше таких. Принял с благодарностью.

— А когда-то не принял? Ты любил эту Веру, да?

— Не терпится? — Иван Александрович близко взглянул ей в глаза. — Рассказать, как дело было? Вот ведь пожелал забыться и уснуть наконец. Не тем, конечно, сном могилы — классики понимали толк, — чтоб зеленый дуб шумел и сладкий голос пел о любви. Не дадут. Ладно, — поднял с ковра сигареты с зажигалкой, закурил; им обоим не терпелось: испытать друг друга, отбросить и вырваться на волю. — Ну, увлеклись, она сразу, я понял в последний момент, испугался зависимости, несвободы, отказался, она не выдержала. Все.

В такого рода «делах», как выразился Иван Александрович, невыносимы именно подробности, он избежал их, и Лиза только спросила с иронией:

— Ты, значит, легко отделался?

— Я — да.

«Господи, какое мне дело до всего до этого!» — подумала она в который раз — нет, не подумала, а взмолилась — нечаянной молитвой прозвучало это обращение. А он опять сидел на подоконнике, глядя на нее… нет, сквозь нее, далеко куда-то.

— И про тебя не узнали?

— Узнали, не переживай. Был громкий процесс, общественность поднялась на ноги: «эмигрант-террорист», «сексуальный садист из Китая»…

— Так она при тебе… ты был там?

— Я был там.

«Ну был, ну и что!» — защищалась она от чего-то надвигающегося — диссонанс, безобразный вскрик в дивной гармонии, вонючий запашок в изысканной обстановке, дикий оскал на любимом лице.

— Все сошлось, — продолжал он. — Мне уже исполнилось восемнадцать, она несовершеннолетняя, в ту ночь мы стали любовниками. Одним словом, изнасиловал девочку и сбросил с шестого этажа. Высшая мера.

— И… как же?

— Расстреляли, — ответил он равнодушно, и на секунду несусветная дикость влезла в голову: тот, настоящий, давным-давно расстрелян, а этот…

— Замолчи!

— Как прикажете.

— Нет, говори.