— Расстрел продолжался месяца два…

— Господи!

— Ну, ну. Это была жизнь. Отдать жизнь за одну ночь — в этом что-то есть, а? Она отдала, а я нет. — Он вдруг коротко рассмеялся. — Очевидно, предчувствовал, что встречу тебя.

— Не отвлекайся на пошлости.

— Ну что ж, студенты, собрались на квартире Аркашиного отца, генерал, есть где развернуться. Читали от Матфея, да, сегодняшнее (Аркаша недаром завел и сам завелся): Вечеря, Гефсимания, арест. Мистическая экзальтация возбуждает до предела, не нужно и вина. Впрочем, было и вино, все было.

Он быстро вышел из спальни, прошел через гостиную в коридор, бросив на ходу: «Вера погибла там, во дворе». Все кинулись за ним. Поземка, откуда-то набежала толпа. Истеричный женский крик (крикнула ее подруга, как выяснилось на суде): «Это ты виноват! Ты убийца!» Глухой мужской голос: «Теперь тебе крышка, пацан, засудят». Он поднял голову, чтобы навеки запомнить детали: самогонный дух, мужичок в наброшенном на плечи ватнике подмигнул ему в лицо, повернулся, прошел сквозь толпу и скрылся в деревянном домике в глубине двора. В секунду все отхлынули от него. Изоляция, к которой он привык с детства — правда, в последние, русские уже месяцы начал кое-кого к себе подпускать — барьер из гордыни и чуждого происхождения стал вдруг физически ощутим: два-три метра ледяного пространства отделяли его от беспощадного человеческого кольца («Сильная сцена», — отметил Иван Александрович). Он в белой рубахе стоял на коленях возле трупа, метал фантастические тени дворовый фонарь, толпа в ужасе глядела. Когда его вели через орущий строй к «черному воронку», он дал себе слово никогда ничего общего не иметь с двуногим стадом.

Эта мертвая зона вокруг него осталась на всю жизнь, он ее оставил. Чувствовал свою силу — соседи по камере, случайные страдальцы и дегенераты-уголовнички, к нему не лезли (правда, одолевали клопы). Через неделю после вынесения приговора (уже весеннее солнце вспыхивало в очках женщины-судьи — безнадежно слепая Фемида) вспомнились те самые нужные для жизни детали: мужичок произнес свое пророчество, которое многие слышали и вспомнили на процессе, до женского крика: «Ты убийца!» — следовательно, знать еще ничего не мог, ведь целая компания их вывалилась на пустынный двор. Вестник в ватнике безошибочно выбрал именно его, изрек «засудят», подмигнул и сгинул. Мужичка разыскали родители. Он уже сидел в местах очень отдаленных за грабеж, почему и скрывался тогда у своей Соньки или Мурки в деревянном домике на Плющихе. Та не устояла перед немалой суммой, назвала отдаленное место, и спаситель-грабитель дал показания: он вышел на крыльцо, «так сказать, проветриться» и увидел, как «пацан» в белой рубашке стоит в освещенном проеме балконной двери, а «бешеная девчонка» держится за бетонные перильца, вот она перекинула ногу, вторую, оттолкнулась руками — и через мгновение уже лежала на снегу под фонарем. Дело направили на доследование.