И как раз, когда она уже поверила в это диво, поздно вечером раздался условный стук в ставню. Несколько времени спустя он повторился. Полагая, что пришел немец-доктор, Тереза спустилась вниз со свечой и отворила двери.

Вошел мужчина, также в длинной епанче, в треуголке, но лицо было другим - черты правильные и крупные, хотя уже обличающие возраст каварера - ему было никак не менее сорока лет. И он мог бы почесться красавцем не только среди своих ровесников. Одна беда - Тереза сразу узнала этого человека. Имени и прозвания она, впрочем, вспомнить не могла, один лишь титул - князь. Именно так обращался Мишель к своему товарищу по несчастью, когда они виделись в последний раз перед долгой разлукой. И тогда же он предупреждал Терезу, что кавалер сей - обманщик и предатель.

- Что вам угодно, сударь? - уже жалея, что опрометчиво отворила дверь, спросила Тереза.

- Угодно видеть господина графа, - сказал князь.

- Господин граф спит, его нельзя будить, уходите, сударь, - потребовала она. Время было позднее, но еще не полночь, и Тереза стала вспоминать - сколько же показывали часы, когда она взяла свечу и пошла вниз?

В полночь уличные фонари по всей Москве гасили. Однако был полицейский указ - чтобы обывателям, имеющим нужду в ночных хождениях по улицам, иметь с собой ручные фонари. Как и всякий указ, выполнялся он прескверно, и Архаров нарочно обязал десятских ходить по ночам, ловить бесфонарных москвичей и облагать их штрафами. Десятские же, облеченные полномочиями, могли прибежать на помощь человеку, коему после полуночи вздумалось бы кричать «караул». Тем более - здесь, на Ильинке, где владельцы и владелицы лавок просили особо присматривать за своим имуществом за разумное вознаграждение.

Тереза была готова закричать - если бы точно знать, что кто-то прибежит на помощь.

- Господин граф, я уверен, сударыня, давно уж ждет меня, - сказав это, князь отстранил Терезу и направился к лестнице с видом человека, который сильно спешит. Тереза сразу закрыла дверь и, глядя ему вслед, пыталась вспомнить нечто важное.

Это были не какие-то сведения, даже не отдельные слова - это было ощущение, владевшее ею тем летним утром, когда Мишель, забрав все ее наличные деньги, чтобы умилостивить опасного князя, исчез вместе с ним, и исчез как-то нехорошо, недостойно… сбежал, попросту говоря… да еще и через черный ход…

В тот миг ей было весьма скверно. И молодой офицер, присланный обер-полицмейстером и опоздавший всего лишь на четверть часа, застал ее именно в таком состоянии духа. Страх и стыд - вот что угнетало ее, а когда она вскрыла присланный пакет и увидела векселя графа Ховрина, выданные парижским мошенникам, эти страх и стыд вдруг показались ей нелепыми, смешными, но ненадолго…