Мишель, очевидно, все еще полагал себя должником загадочного князя. А ведь векселя эти Тереза не сожгла, как собиралась, она для чего-то их припрятала, и припрятала даже не среди ценных своих вещей, а сунула на дно небольшого сундучка, удобного в дороге, сундучок же стоял внизу, в лавке, среди прочего уложенного добра.

Совершенно забыв о том, что тогда она, взяв в руки эти проклятые векселя, просто ощутила, сколько на них налипло разнообразного вранья, несмотря на свое внезапно острое понимание правды, с ними связанной, сейчас Тереза понимала лишь одно - этот человек хочет втравить Мишеля в какие-то новые неприятности. А Мишель еще не настолько здоров, чтобы выходить из дому, куда-то ехать, чем-то заниматься.

Векселя лежали в том же коричневом конверте. Тереза вытащила его и, взяв свечу, быстро поднялась наверх.

В спальне звучала русская речь - быстрая и не совсем понятная. Тереза вошла. Князь, стоявший у постели, повернулся к ней. Горела всего одна свеча, и потому лица она не увидела - лишь очертания головы в треуголке и широких плеч, с которых спадала епанча.

- Сударь, я прошу вас оставить господина графа в покое, - по-французски, уверенная, что ее поймут, быстро сказала Тереза. - Коли он вам должен деньги, то не извольте беспокоиться - я выкупила его векселя, вот они, у меня в руке!

Поставив свечку на бюро, она достала из конверта грязноватую бумажку и показала князю, в руки не давая.

- Что это, сударыня? - по-французски же спросил он.

- Векселя, сударь. Господин граф Ховрин более ничего вам не должен. И вы не можете ему ничего приказывать. Поэтому прошу вас уйти немедленно!

- Тереза! - воскликнул Мишель.

- Ах, вот оно что! - князь перешел на русскую речь. - Вот ты как, брат Михайла Иваныч… Я, стало быть, тебя, младенца несмышленого, обыграл и через это шантаж учинил? Хорош гусь!

- Ты не понял, Горелов! - воскликнул Мишель. - Я толковал ей, что проигрался в прах…

Тут лишь он, очевидно, задумался - как могли попасть к Терезе векселя, хранившиеся в Кожевниках?

- Ты и точно проигрался в прах, да не мне, а Перрену, - напомнил князь. - И было это задолго до того, как мы в том веселом доме встретились. Тогда ты уж стал его компаньоном, Ховрин. Стало быть, я во всех твоих бедах виноват? Сколь трогательно слышать сие от господина, который месяцами живет в моем доме, которого после его нелепых затей выхаживают, как недоношенное дитя, мои слуги…

- Горелов, не я, а она носится с этими векселями, не имеющими более никакой силы! Она не поняла, Горелов!…

- Зато я понял. И слава Господу, что понял именно в сей час… Лечись, Михайла Иваныч, а нам более не по пути!