Светлый фон

Невельской пожал плечами и ничего не ответил. Хозяин дома решил извиниться:

— Я, наверное, утомляю вас этой сказкой. Простите, коли длинная получилась.

— Напротив. Я бы желал узнать об этом человеке как можно больше.

— Ну-у, — протянул Машин, выпуская особенно густой клуб дыма, — я ведь уже предупредил, что все эти подробности могут быть вымыслом. Фантазия русского народа, знаете ли, неистощима. И почти всегда склонна к героическому.

— Не могли бы вы продолжить, Ростислав Григорьевич? Меня на судне дела ждут.

— Разумеется. Впрочем, я уже практически все рассказал. После нападения на губернатора этот наш Гурьев прошел сквозь палочный строй, но выжил. Попал на каторгу, бежал, ушел на восток. В районе Охотска был снова схвачен и приговорен к повешению. Перед самой казнью на город напала шайка таких же беглых, которые попутно с грабежом отбили приговоренного. Так он оказался у Гурия Васильева. На беду последнего, надо признать… Характер, в общем, изрядный. И крайне беспокойный. Хотя, должен заметить, у нас и без беглых каторжников злодейства хватает. К чему далеко ходить? Даже тут, в Петропавловске, народ временами друг дружку режет. Причем за самую мелочь — за сапоги, за колечко серебряное, за платок. Огорчительно, что из-за такой малости это происходит.

— Вы хотите сказать, что если бы они резали друг друга за приличный куш, вас бы это не огорчало?

Командир порта тяжело вздохнул и развел руками:

— По крайней мере, это было бы понятно.

— А мне и теперь понятно. Просто они очень бедны. Свободы же имеют несравненно больше, нежели их собратья в России. Отсюда и вседозволенность.

— А! — неожиданно расцвел хозяин дома. — Стало быть, вы понимаете, для чего мне понадобилось это представление на площади?! Иначе ведь их не удержишь. Нужна постоянная демонстрация власти.

— Я понимаю. И все же хочу просить вас об отмене казни. Человеколюбие требует от нас милосердного отношения к ближнему. Со своей же стороны могу предложить помощь в поимке злодеев.

Невельской не стал говорить, что после рассказа Машина заинтересовался беглыми каторжниками, напавшими на местных плотников, едва ли не в большей степени, чем бедолагой Юшиным. Любой из них знал об устье Амура несравненно больше всех здешних сотрудников Росийско-Американской компании вместе взятых. Оставалось только изловить хотя бы одного живым да попутно еще спасти заблудшую душу.

Выслушав предложение своего гостя, Машин даже замахал на него рукой:

— Вы что же, Геннадий Иванович, действительно решили, будто я собираюсь его повесить? Господь с вами! И в мыслях такого не было. Я ведь шутил! Вы неужели взаправду подумали, что мы здесь на такое способны?