Светлый фон

Но плоть взяла верх над совестью, король приключений пошёл на рискованные уловки. Он выбрал самого большого слона, выждал, когда тот выдаст огромное количество фекалий, и преподнёс принцессе на серебряном подносе.

– Смотри, принцесса, это была одна из самых великих звезд – Кассиопея. Я просто вырвал её из космического неба. Она быстро летела и вот во что превратилась.

– Ну и что ж, зато у меня во дворце есть теперь своя звезда.

И в тот же вечер Аладдин получил свою награду».

Майор Колобов проснулся и уставился в окно. «Кассиопея – мать твою, когда мне всякая дурь сниться» – и побрёл к холодильнику.

 

***

В дверной проём палаты заглянула круглая голова Гульца, а потом появилось плотное тело, причём он заходил спиной, плотно закрывая за собой дверь, как подросток, поздно вернувшийся домой, не желающий разбудить родителей.

Чесноков лежал на кровати, угрюмо наблюдая в окне за изменениями в природе.

– Вован, ты не спишь? – хитро прищурился Гульц. – Пришлось пообещать жениться на всём медперсонале, чтобы к тебе проникнуть, – и приподнял край белого халата. Из кармана торчало горлышко бутылки.

– Заходи, Игорек, – но выражение его лица ничуть не переменилось к лучшему.

– Какие тут у тебя пироги? – присел рядом Гульц, хрустнул крышкой бутылки и набулькал жидкости в стакан, не поднимая рук выше уровня кровати, – У..? – подал он знак левой рукой.

– Угу, – кивнул Чесноков, принял стакан здоровой рукой и опрокинул его залпом, ничуть не поморщившись, – какие тут могут быть пироги, все хуже некуда.

– Это ничего, Вова, мы проиграли битву, но не всю войну, – Гульц тоже опрокинул стакан.

– Войну? Мы же Косте всю жизнь теперь испортили?

– Что правда, то правда, это я во всем виноват, доигрался, – послышалось вновь бульканье из-под кровати. – Гипнотизёр хренов! Он был всегда впереди нас на шаг. Я нарушил правила, решил использовать Наумова, и Сатана за это наказал, и жестоко. Костя был ни в чём не виноват. Чёрт, курить охота. Ты где куришь?

– Да кури здесь, пусть хоть оборутся.

– Был я у профессора, он мне разжевал принцип кодирования. Костя где-то лично встречался с Сатаной, по телефону такое проделать ни с одним человеком невозможно. После всего услышанного от меня, профессор мне сказал, что Наумов – не просто жертва, – это наследник, но что-то у них не сложилось,… Они чувствуют друг друга на расстоянии.

Чесноков угрюмо смотрел в стену, мыслями находился где-то далеко, не здесь, в пропахшей медикаментами палате. Терзала ли душу обида, злость или ненависть – определить было невозможно, он ни чём это не выдавал. Слова Гульца не вызывали в нём рвения в бой, больше безразличие, но это выглядело только внешне. Пуля, пробившая плечо, не сломала Чеснокова, не заставила опустить руки, но затронула какие-то нити, идущие прямо к сердцу, берущие своё начало от края души. Одна мысль пробивалась в голове: «Костя, как же я не доглядел?».