Светлый фон

– Вы бы отомстили за Маликова, за исковерканную жизнь и карьеру молодого перспективного капитана. Неужели вы сдались, полковник?

После долгого молчания Чесноков ухватил колено Орлова, и тот почувствовал огромную силу сжатия стальных пальцев.

– Нет, я не сдался, – раздался бас сквозь зубы, – за кого ты меня принимаешь? Какой тебе Маликов, какая тебе на хрен справедливость! Скоро выборы. Седой выкрал у Васютина документы, в которых полгорода завербованы, тонны компромата. Он тоже к ним готовится. Ври другим, но не мне. И вот тебе мой ответ: если хоть что-нибудь случиться с Наумовым, или с его родителями, или с родственниками, ты долго будешь вспоминать полковника Чеснокова за колючей проволокой. Поверь мне на слово – в твоих интересах его беречь. Ни я, так Сатана тебя достанет, – он разжал пальцы, – Всё, иди, оставь меня, – и так же безразлично остался смотреть куда-то.

 

***

Чёрное полупальто уже было немного не по сезону, свитер надевать не стал, комкая его в целлофановый пакет. Завязывание шнурков, мелкие бюрократические процедуры и какие-то минуты до свободы.

Наташа смотрела на его лицо, сияющее светом и радостью, как и день, наполненный солнцем. Солнце светило с утра, прожигая помещение, привыкшее к мраку и ставшее неестественным, будто бы надуманным.

«Солнце, что же ты так слепишь, зараза, так ведь врешь, так не бывает».

– Андрей, вот карбамазепин будешь пить три раза в де…

Он завязал шнурки, поднялся и посмотрел ей в глаза. Радостная улыбка, от которой можно растаять и которая так нравится детям, светилась счастьем, свободой и смирением. Смотри в это лицо, и, казалось, увидишь только радость.

«Но смирением с чем?»

Коробка с карбамазепином медленно полетела из рук на пол, будто бы зависая в воздухе, и время как бы остановилось, убивая своей жестокостью. Ком сдавил горло и не давал сказать слово «СТОЙ». Да и как сказать «СТОЙ», если за дверью свобода, которою он столько ждал и стремился к ней. Как можно сказать «Остаться здесь», ведь это всё равно, что смерть, кромешный ад.

«Сказать, ради меня… Но кто я ему?»

Коробка долетела до пола, отрикошетила и, вернувшись на пол, закончила своё движение.

Беспомощность – вот что убивает сильнее.

– Я с тобой…– смогла лишь выдавить она из себя.

Руками она стала искать судорожно что-то в карманах.

– Я сейчас отпрошусь…

Она достала ключи, сигареты, зажигалку, не понимая сама, что ей на самом деле нужно.

– С тобой пойду…