Полина заметила, что и Тит стал усмехаться.

— Ага, вот и ты смеешься…

— Смеюсь потому, что фашистскому офицеру уж очень удобно было дергать Семку за бороду, она у него и в самом деле длинная, как у козла. Свободно можно ее туда и сюда…

Полина продолжала рассказ:

— Офицер сердито внушил Семке, что сначала он должен заслужить право обращаться с просьбой к германским властям… Офицер топал ногами и спрашивал Семку, почему он и другие русские не помогли найти тех, кто ночью на могилу юродивого Астаха приносил цветы? Офицер дал Семке строгий наказ: «Приведешь ко мне тех, кто это делает, тогда и попросишь германскую власть, чтобы она тебе помогла!»

— Этим и кончился у них разговор? — спросил вдруг загрустивший Огрызков.

— Кончился разговор у них тем, что Семке Бобину выдали ночной пропуск, и теперь он, как охотник на зверя, в темноте шныряет, делает петли вокруг могилы.

— Когда ходила в хутор, видала эту могилу? — задумчиво и тихо спросил Огрызков.

— Издали.

— Она там одна?

— Одна-одинешенька.

— На голом месте?

— На голом и на высоком. С этого места все как на ладони видать на три стороны. А с четвертой стороны все загородил курган.

— А вот эти кустарники туда не протянулись?

— Протянулись. Только против могилы по склону кургана они чуть выше поднялись.

— Оттуда, по-твоему, хорошо наблюдать за хутором, за могилой?

— Да, очень хорошо. Ты о чем задумался, Тит?

Огрызков ответил не сразу. И отвечал издалека:

— Знаешь ли ты, Полина, про судьбу Астаха? Ничего тебе в хуторе про нее не говорили?

— Не хватило времени узнать.