Бутчу нечего было возразить. Он не хотел проявлять жестокость. Он просто влюбился. Сандэнс со вздохом сжал ему плечо. На большее проявление чувств он вообще не был способен.

– Ван все испортил. Он поступил глупо. Но, с другой стороны, он убил ужасного человека. А еще я думаю, что Джейн с Гасом здорово выиграли от знакомства с тобой. Ну или со всеми нами. Значит, нам есть чем гордиться.

Бутч кивнул, изо всех сил стараясь сдержаться и не заплакать. Гарри сжалился и сменил тему:

– Я достаточно уже помучил Этель. Пусть живет своей жизнью.

Бутч кашлянул, вытер глаза:

– Она и живет своей жизнью, Гарри, но это не значит, что она не будет с тобой, если ты ее отыщешь.

– Ну уж не знаю.

– Зато я знаю.

Повисла густая, плотная тишина, наполненная всем, что уже случилось, и тем, чему еще суждено было произойти. Бутч мечтал лишь об одном – чтобы эта ночь наконец осталась позади.

– Она не отвечала на мои письма. А я ей все время писал, – признался Гарри.

Бутч ошеломленно уставился на него:

– Ты ей писал?

– Да, – шепотом подтвердил Гарри. – И ни слова не получил в ответ. За целый год ни словечка. Я могу смириться, если она меня разлюбила, Бутч. Но вряд ли смирюсь, если ее больше нет. Если она умерла… Лучше мне об этом не знать.

* * *

По словам Ноубла, чтобы расцепить товарные вагоны – особенно если вагоны были армированные, защищенные от грабителей, – требовался ключ, который имели при себе проводник и машинист. Но сцепка у пульмановских вагонов была устроена совсем иначе. И очень просто.

То, как вагон плавно и аккуратно отцепился от поезда, выглядело чуть ли не смешно.

Ноубл забрался назад. Он перепачкал руки и порвал рубашку, но его победная, спокойная улыбка заставила всех забыть о том, какие акробатические трюки ему пришлось исполнить.

– Еще с минуту мы будем ехать и только потом остановимся, – предупредил он, но вагон уже вовсю скрипел, замедляя ход, а Трансконтинентальный экспресс мчался прочь, словно забывчивый родитель, потерявший в пути одного из отпрысков.

Тишина вокруг казалась почти нереальной – не стучали колеса, не звенели рельсы, не слышалось свистков, обозначавших прибытие и отправление. Все сидели, даже Ноубл, и ждали, пока вагон окончательно остановится.

Огастес изумленно оглядывался, Ван улыбался во весь рот, и даже мрачный Сандэнс удивил Джейн, прокомментировав их положение тоном, в котором явно звучала надежда: