Он оглянулся на Ноубла. Тот плескал водой на Огастеса и слушал болтовню Вана. Ван не способен был помолчать даже минуту.

– Бутч любит вас так, как Этель любила меня. – Он вдруг резко встал, словно уже сказал все, что хотел, и собрался было отойти, но напоследок обернулся: – Кто знает, может, у вас с ним остался всего день. Но у вас есть этот день. И вместо того чтобы злиться и бояться… насладитесь им. А злиться и бояться будете, когда все закончится.

27

27

Июль 1907 года

Во второй половине дня во вторник к Орландо Пауэрсу явились нежданные посетители. Пауэрс сидел в своем кабинете в Солт-Лейк-Сити, у окна, из которого открывался вид на мормонский храм в центре города. Его усердный помощник Уэстон Вудрафф уже закончил работу и ушел. Сам Орландо тоже собирался домой, как только расквитается с последним на сегодня делом. Над столом, жужжа, кружила муха, привлеченная выступившими у Орландо на лбу капельками пота, и судья, сердито бурча, время от времени отмахивался от ее назойливого жужжания. Ему хотелось во что бы то ни стало закончить к пяти. Поэтому-то, услышав, как распахнулась входная дверь и кто-то назвал его имя, он рявкнул:

– Приходите завтра!

– Вы один, мистер Пауэрс?

– Если не считать этой несчастной мухи. Но я скоро уйду.

– Я щедро вознагражу вас за потраченное время, – послышалось в ответ.

Когда дверь его кабинета открылась, Орландо Пауэрс раздраженно поднял глаза. Бутч Кэссиди стал старше, волосы у него потемнели, и в них пробивалась седина. Он был не один. За ним вошла женщина с прекрасной фигурой, но очень тоненькая, с тяжелой копной темных волос, в платье в тонкую полоску и серой шляпе в тон. Мальчик лет десяти-одиннадцати выглядывал из-за спины матери, отворачивая голову вправо, словно хотел все видеть, но оставаться незамеченным. Половину его лица закрывало огромное бордовое пятно, на которое невозможно было не смотреть. При виде этого ребенка у Орландо Пауэрса защемило сердце, и он на миг совершенно забыл про бандита, которого даже не думал когда-нибудь снова увидеть.

– Можно нам сесть? – спросил Кэссиди, указывая на стулья у письменного стола.

Орландо оторвал взгляд от лица ребенка и робко проговорил:

– К-конечно, садитесь.

В кабинете у судьи было четыре стула: два – перед его столом, еще два – у стены. Женщина, поколебавшись, направилась к стульям у стены, мальчик последовал за ней. Когда они уселись, Бутч занял то же место, на котором сидел почти за семь лет до этого. Его голубые глаза твердо глядели на судью, крупные руки спокойно лежали на коленях. Он сразу заговорил: