– Это еще почему, Ноубл Солт?

Он взглянул на нее своими бездонными глазами, но не стал повторять то, что уже знали они оба.

– Все будет в порядке, голубка. Вот увидите.

– Боюсь, что ваши представления о порядке не совпадают с моими, – отрезала она, а когда он потянулся, чтобы взять ее за руку, отмахнулась так резко, что чуть не свалилась с сиденья.

– Осторожнее, мама! – укоризненно воскликнул Огастес; Ноубл придержал ее и помог снова усесться, но ходу не сбавил.

Городок Огден оказался очень красивым. Ноубл был прав. Горы в Юте выглядели иначе, чем все, что ей доводилось прежде видеть. Солнце вставало у них за спинами и освещало путь. Они оставили позади предгорье и проехали через сады и поля, через центр городка, а потом, повернув к югу в направлении Большого Соленого озера, покатили по дороге, кишевшей повозками, телегами и велосипедами. Изредка на дороге попадались и машины, но почти все путники смотрели на них с недоверием, словно не понимая, для чего они вообще нужны. Семьи здесь были большие, и все повозки, казалось, были набиты битком.

– До озера нам еще километров пятьдесят, – предупредил Ноубл, когда Огден остался позади. – Но дорога красивая, к тому же здесь нас не станут искать.

Близился конец июля. Когда рассвело и наступило утро, они свернули на обочину, и Джейн достала два кружевных зонтика.

– Мама, я мужчина, – буркнул Огастес, но все же взял один зонтик, пристроил между сундуков, улегся в его тени и мгновенно уснул. Второй зонтик Джейн подняла над собой и Ноублом. Ноубл не стал напоминать, что он тоже мужчина, и с благодарностью укрылся под кружевной сенью.

Сандэнс с Ваном уехали далеко вперед. Им не следовало показываться всем вместе.

– На тебя, Бутч, никто не посмотрит. Во всяком случае, пока на Джейн эта моднейшая шляпа, – хохотнул Ван.

К полудню шея у него, там, где заканчивалась тень от полей шляпы, здорово покраснела, рубаха промокла от пота, а желтый кашемировый пиджак и жилет, которые он оставил себе и надел на рассвете, уже лежали на спине лошади.

Еще в поезде, расцепив вагоны, Ноубл cменил рубашку, а теперь надел выуженную из сундука Оливера соломенную шляпу с красной лентой, того же цвета, что и подтяжки, на которых держались его коричневые брюки. Ни пиджака, ни жилета на нем не было, и даже рукава рубашки он засучил, спасаясь от жары. Джейн не могла отвести глаз от его рук, от мышц и вен, так походивших на ручьи и холмы, что тянулись вверх от долин ладоней. Ей казалось, что его кожа с каждым новым часом напитывается солнцем и постепенно темнеет. Его ничто не тревожило, ничто не останавливало. Он был способен буквально на все. Он казался ей чудом. И ей предстояло его потерять.