2
Мы бродили между национальными павильонами биеннале, словно между лотками на рождественском базаре. Привычный хлам был выставлен здесь по одной-единственной причине: того требовало время года. Говорят, есть люди, которые — по той же самой причине — получают от этого удовольствие, и они были бы разочарованы, если бы увиденное оказалось неожиданным и слишком отличалось от выставок прошлых лет. Так что налицо был полный набор обычного предсказуемо-отталкивающего барахла.
Любительски снятые видеоинсталляции, в которых чудн
Английская экспозиция была до потолка забита большими разноцветными шарами из папье-маше. Во французском павильоне художник воссоздал беспорядок в своей мастерской, чтобы все понимали, почему ему — увы — не удалось сотворить настоящее произведение искусства. Провокативный неоновый китч на этот раз привезли болгары. Финны демонстрировали минималистичную деревянную скульптуру, из которой прямо-таки сочилась экологическая сознательность. Перформанс немцев, получивший первую премию, в тот день не исполнялся, и мы потерянно прошлись по стеклянному полу пустого павильона, воображая здесь лающих псов и людей в форме, о которых читали. Возможно, это было лучшее из того, что мы видели.
Когда мы вышли за ограду Джардини, чтобы перейти в Арсенал, где биеннале продолжалась, оказалось, что над лагуной пылает величественный закат, играючи затмевающий все, что нам только что показали. Десятки американских и китайских туристов стояли на набережной спиной к биеннале и фотографировали алое зарево над древними крышами Венеции.
Стало холодать. Клио спрятала руки в карманы пальто. Потом передумала и засунула одну руку в мой карман. Я был счастлив, что наше презрение к современному искусству на миг сблизило нас.
— Знаешь, что самое прекрасное в биеннале? — спросила она. И сама ответила: — Публика.