– Девяносто две тысячи чего? – спросил Габриэль.

– Девяносто две тысячи долларов, – ответил Осия. – Мы играем на деньги.

– Уже восемь лет, – подтвердил Иезекииль.

– Понятно, – сказал Габриэль. – Значит, ты должен ему девяносто две тысячи?

– Ничего я ему не должен.

– Мы играем без отдачи, – пояснил Осия. – На деньги, но без отдачи.

– Понятно, – на лице Габриэля было явно написано, что ему не понятно ничего.

– Понемножку, – сказал Амос, разливая виски.

– Вообще-то, – Осия повернулся к Иеремии, – я что-то хотел сказать тебе по поводу твоей истории. Послушай, ведь с тех пор прошла уже тысяча лет.

– И что?

– Тысяча лет, – повторил Осия. – Можно было бы давно занять себя чем-нибудь другим.

– Хочешь сказать, что я, старый дурак, который никак не может успокоиться?

– Ну, что-то в этом роде, – согласился Осия, убирая шахматные фигуры.

– Боюсь, что эта история все еще не закончена, – сказал Иеремия. – А как, по-твоему, она может быть законченной, если этот поганец уже столько лет лежит в могиле, а меня все еще носит по белу свету?

– Но ты же не можешь завидовать ему до сих пор? – спросил Габриэль.

– А почему бы нет? – Иеремия неожиданно засмеялся. Смех его был похож на тявканье старой собаки, которая вышла во двор и вдруг обнаружила, что пришла весна. – Почему бы нет, Ося?

– Почему? Ну, я не знаю. Действительно, прошло уже столько лет.

– Почти семьдесят, если кому интересно,– сказал Амос.

– Да хоть семьдесят тысяч, – сказал Иеремия. – При чем здесь это?

– В Меморандуме записано: злопамятствуй в меру, – напомнил Осия.