– Даже и не думайте отказываться, – сказала Перл. – Мы вас так не отпустим.
– Бабушка вообще была очень гостеприимной хозяйкой, – пояснил Иезекииль. Спицы в его руках так и мелькали. Кружевная салфетка была уже почти готова. Легкая и прозрачная, она, казалась, вот-вот разлетится в клочья в грубых руках Иезекииля. – Кроме того, – добавил Иезекииль, – у нее были золотые руки. Она научила меня вязать, штопать и вышивать. Конечно, мне далеко до нее, но кое-что я все-таки умею.
– Не мужское это дело, мне кажется, – заметил Габриэль.
– Зато успокаивает нервы, – возразил Амос.
– Когда началась интифада, я поклялся, что свяжу тысячу салфеток, – сказал Иезекииль. – Тысячу салфеток, чтобы они вопили к Небу, умоляя его защитить нас от палестинских бомб. Вот эта – пятьсот вторая.
– Тысячу салфеток, – засмеялся Габриэль. – Да тут не обойдешься и тысячью танков!
Он посмотрел на Амоса, словно приглашая его посмеяться вместе с ним. Однако лицо Амоса по-прежнему оставалось серьезным.
– При чем здесь танки? – спросил Иезекииль. – Всевышний не придает значения ни танкам, ни самолетам. Но если тысячи салфеток станут денно и нощно вопить к Нему, требуя, чтобы Он услышал Свой народ, то, я думаю, рано или поздно они бы до Него докричались… Что? – спросил он Габриэля, хотя тот сидел молча.
– Ничего, – сказал Габриэль.
– А почему бы и нет? – продолжал Иезекииль, хотя никто ему больше не возражал. – В один прекрасный день Он просто созовет ангелов и скажет им: – Ну, что? Видели вы старого Иезекииля, связавшего тысячу салфеток, которые теперь не дают Мне покоя? Они прожужжали мне все уши об этих грязных террористах, которые ничего не умеют, кроме как швыряться камнями и убивать детей. Пора, наконец, привести этих животных в чувство… В конце концов, – добавил он, приподняв за два края салфетку и рассматривая ее на свет, – если одно и то же несчастье длится из года в год, это значит только то, что никто как следует не молится, чтобы оно не происходило.
Кружевная звезда Давида на салфетке висела над столом в окружении почти прозрачного орнамента из листьев и цветов.
Возможно, точно такая же салфетка лежала много лет назад рядом с тарелкой будущего господина архитектора – изящная салфетка, связанная золотыми руками бабушки Перл.
– Кушайте, кушайте, господин художник, – говорила она, подвигая второю тарелку перлового супа. – Если мужчина ничего не ест, как же он будет работать? А если он не сможет работать, то откуда он возьмет деньги, чтобы прокормить свою семью? Но у вас-то, слава Всевышнему, наверное, пока еще никого нет?