— Бабушка думала, что у тети Жени… Никто не поинтересуется.

— Ну да! Конечно! «Не поинтересуется!» У меня? У ее ближайшей подруги?!

— А когда баба Маша попросила… Их обратно? — бесцветно, на одной ноте, продолжала Галя, — Евгения Корниловна сказала, что бабушка, очевидно, с горя «не в себе». Что никаких драгоценностей она не брала… И не могла брать! Потому что очень боялась за судьбу Ильи Ильича. Ведь это было бы укрывательство принадлежащих государству больших ценностей.

— Нет! Не так… Это были наши общие с ней вещи! И никто не знает, что принадлежало ей, а что мне! — Старуха была в какой-то почти слепой ярости, она попыталась подняться, натыкалась на стулья. Захлопывала двери, окна, словно их могли подслушать.

— Это вообще не ее… Это мои ценности! И это я отдала их настоящему своему мужу! Мужу, который спал со мной! Любил! Ласкал меня! Своей дочери! Кровь — от крови моей…

Нахабин сидел, положив обе руки на колени.

В его опущенных, безвольных пальцах тлела сигарета…

— Ты сейчас обожжешься! — Галя, уже снявшая плащ, осторожно вынула сигарету из его пальцев. — Конечно, у бабушки было немного… Революция! Ну, и все остальные годы. Кое-что пропало, испортилось…

— Вот именно — пропало! И так бы — пропало! А я тоже… Тратила на вас!

Евгения Корниловна вдруг ойкнула, икнула и повалилась на стул, откинув голову и закрыв веки.

Галя не тронулась с места.

Олег Павлович подошел к тетке. Довольно легко приподнял ее тяжелое тело и повел ее, еле передвигающую ноги, хватающуюся за косяки, стены, в спальню.

Когда он вернулся в кухню, Галя сидела в той же позе, глядя в солнечное окно.

Сел, закурил. Снова встал, прошелся по кухне.

С треском захлопнул дверь! Снова подошел к окну. Двинул кулаком по полированному старинному, инкрустированному комоду…

— Не волнуйся так! Олег!

Галя осторожно обняла его.

— Это же все равно… Досталось бы мне! Я же — внучка. Это ведь женские драгоценности. Они переходили только по женской линии. Им лет триста-четыреста… Может, больше? — Не знаю. Отец знает. Ему бабушка рассказывала… Это такие вещи… Ну… Которые не тратят, не продают. Они должны украшать женщин из поколения в поколение. Так что я могла бы ими распоряжаться! Ты не ругайся на тетю Женю… Ведь, в конце концов, я им хозяйка?! И будем считать… Что я ей… Их подарила?!

Она осторожно обняла его.

— Подарила ей — за тебя!