Иван Дмитриевич, зачем-то оглянувшись, подошел и выглянул в высокое окно, за которым были видны только верхушки деревьев старого бульвара.

Неожиданно перед самыми его глазами, ударяясь и ударяясь в теплое, чистое, солнечное стекло, начала биться небольшая птичка…

Она вспархивала и махала мелко-мелко крыльями… Стучала желтым клювом в стекло… Словно стараясь попасть в лицо Ивана Дмитриевича.

«Ударить! Клюнуть… Прорваться к нему?..»

Логинов инстинктивно сделал шаг от окна, а птица все билась и билась в широкое, старинное, добротное непробиваемое стекло. Он отвернулся. Замер…

«Неужели и впрямь… так сильна власть этих вещей?! Драгоценностей?! Золота? «Антиквариата»?! «Произведений ювелирного искусства»?!

Ведь это же — «побрякушки»! И именно они? Стали сегодня, сейчас… В годы его старости… Смыслом и целью жизни тысяч и тысяч! Сильных, умных, хитрых… А иногда и безжалостных людей?!

Они скупают, рвут, торгуются… Вырывают, спекулируют чем попало! И видят высший смысл — «во всем этом»?! Что, как казалось ему, Логинову, давно ушло?!

Все дело — в золоте?! В самом древнем? В самом простом!

«В злате»?!

Логинов почувствовал, что говорит вслух…

«А как же тогда… Он? Он-то, Ванька Логинов, держал все эти побрякушки, перебирая стол брата. Но ведь не польстился! Брезговал ими даже! А теперь — за них продается все! Погоны, звания, посты… Целые районы… Да что там районы! Если те, в бесконечных генеральских звездах, сами хватают, тащат, выторговывают, чтобы закрыть глаза на все! На счета в швейцарских банках, на вывоз валюты, на национальные достояния… Аж до Алмазного фонда добрались! Куда тогда — дальше? Когда всему — на их черном рынке! — есть твердая цена. Даже партийному билету! С Ленинским профилем красная книжка — что она для них?! Когда какая-нибудь мразь в форменной фуражке берет десяток тысяч в валюте, чтобы выпустить любого преступника за кордон — сам и отправит, и в самолет посадит…»

Иван Дмитриевич зачем-то полез в карман, но там, кроме связки ключей, ничего не было. Он постучал ключом по окну, словно играл с птицей.

Потом ударил сильнее… И птица вдруг соскользнула с подоконника… Упала, исчезла… растворилась, то ли в городе, то ли в его сознании. Он сел на один из стульев с прямой спинкой. На тот, что ближе к окну… Он еще чего-то ждал! Чего? Он не мог бы сказать точно.

— Иван Дмитриевич!

Крупная женщина в черном сарафане, в пышной идеально-белой кофточке (делопроизводитель какого-то отдела?) стояла над ним.

— Вам… Нехорошо?

— Почему? — вздрогнул он.

Она странно посмотрела на него.

— Что? Что-нибудь… Случилось? — резче спросил Логинов.