Но все произошло иначе, чем предполагали примирившиеся друзья.

Ударили первые заморозки. Капитан с Елень собрали для доктора Ан все необходимое, чтобы тот смог спокойно прожить зиму. Посоветовавшись, решили ехать вдвоем, навьючив все на запасных лошадей. Выехали на рассвете, наказав Гаыль и Анпё присматривать за детьми.

Дорогу подморозило, и капитан сетовал на то, что ехать нужно было сразу после фестиваля. Елень успокаивала его. Но путь был сложным, местами даже опасным, порой приходилось спешиваться и вести коней в поводу. Однако к обеду пригрело солнце, и ехать стало легче. Лес пестрил яркими красками, радуя глаз. Елень вдыхала полной грудью и улыбалась. Соджун оглядывался и откровенно ею любовался. Она словно и не замечала этого.

Сегодня они выехали к домику отшельника гораздо быстрее, остаток пути проделав пешком. Они уже хотели позвать доктора, как увидели его, сидящего на крыльце дома и греющегося на солнце. Гостей он не ждал, поэтому не прикрыл обезображенное болезнью лицо. Елень, испугавшись, замерла. Соджун сообразил быстрее, развернул ее к себе, не давая смотреть на прогнившую до черепа плоть. Доктор, заметив нежданных гостей, постарался быстрее нацепить свое покрывало, но у него это плохо получалось, потому что на руках почти не осталось пальцев. Соджун смотрел на действия живого мертвеца и понимал: эту зиму доктор вряд ли переживет. Уже и ходит еле-еле, и держать в руках ничего не может. Но вот доктор справился со своим покрывалом и пошел к гостям.

— Простите, госпожа, не хотел пугать вас своим безобразным видом, — просипел он едва различимо.

Елень повернулась к нему и не смогла сдержать слез. Соджун молчал, а за покрывалом было не видно, что чувствует отшельник. Он лишь как-то натужно вздохнул и закашлялся, отходя от гостей. Елень бросилась к нему, но капитан не пустил, перехватив ее. Доктора Ан трясло, и он долго не мог успокоиться. Когда же приступ миновал, он вновь подошел к внутренней ограде своего жилища.

— Что поделать? Видно, мои дни сочтены, — сказал он, и в его скрипучем голосе Соджуну почудилась усмешка.

— Не говорите так! — горячо запротестовала Елень.

— С этим ничего не поделать, госпожа. Я и так прожил на восемь лет больше, чем мне прочили. Нужно отдать должное этому миру! Поэтому увозите все обратно. Я ничего не возьму. Мне это не понадобится.

Но Соджун вернулся к лошадям, подхватил два мешка и двинулся обратно. Поднял веревку с печатями и шагнул в запретный круг. Вытряхнул содержимое одного мешка на крыльцо — тыквы покатились по дощатому полу — а потом подошел к поленьям и бревнам, сваленным в кучу, обмотал черен топора пустым мешком и принялся рубить дрова так, что щепки брызнули в разные стороны. Елень спохватилась и, натянув рукавички, стала проверять содержимое горшков, стоящих во дворе. Доктор метался между непрошенными гостями, боясь подходить близко, а потом плюнул в сердцах и уселся на крыльцо, подставив умирающее тело последнему солнечному теплу. Он что-то ворчал, но к нему никто не прислушивался.