Соджун встретился с Елень глазами, улыбнулся. Он бы тоже хотел увидеть госпожу в хвароте[1], хотел бы потом помочь снять все эти украшения, вынуть шпильку из волос… Хотел бы, но вот только…
А спустя какое-то время стало ясно, что в молодой семье ожидается прибавление. Узнав об этом, Елень решила устроить праздник. Она отправилась на рынок с Сонъи и Чжонку, Анпё был вынужден остаться дома. Купив все необходимое, они еще покружили по рынку, пока не вышли к горшечникам[2]. Елень не выпускала из рук завернутую в шелк вазу, что изготовила сама. Ей было интересно узнать мнение о своих способностях от сведущих людей. Она шла и присматривалась к горшечникам и не решалась подойти.
Чжонку, наблюдавший за ней, усмехнулся про себя:
Но в навыках владения мечом Елень не сомневалась, а вот в гончарном деле была не уверена. Наконец они вышли к старой лавке, где горшков было лишь несколько штук, а за прилавком сидел согбенный годами старик. На нем был добротный когда-то костюм, а теперь затасканный до заплат на вышарканных локтях. Рядом с дедом сидел малец лет шести-семи с книжкой в руках. Он водил пальцем по строкам и тихо читал. Дед слушал его, прикрыв натруженные глаза. Перед ним на прилавке стояла лишь одна ваза. Около нее и остановилась госпожа. Поставила свою на стол, спросила разрешения посмотреть, старик кивнул, и Елень завертела изящное изделие в руках. В вазе не было изъяна. Было ясно, что человек, изготовивший ее, — мастер своего дела.
Елень спросила о стоимости. Ваза оказалась дорогой, но язык не повернулся торговаться. Госпожа развязала кошель и выложила перед дедом оговоренную сумму, а потом развернула шелковый платок и показала итог своего труда. Дед поднялся, взял в руки, повертел и поставил на шелковый платок.
— Сколько вы за нее заплатили, госпожа? Надеюсь, не больше, чем за этот платок, — проворчал мастер и сел обратно.
Елень смутилась.
— А сколько, по-вашему, она стоит?
Дед презрительно поджал губы.
— На стоимость этого платка можно купить воз таких горшков!
Чжонку нахмурился, но Елень придержала молодого человека.
— Видите ли, я не покупала эту… этот горшок, — сказала женщина тихо, — я сама его сделала.
Дед посмотрел на нее, потом на вазу-горшок, встал, вновь повертел его в руках, постучал пальцем по стенкам сосуда в разных местах, осмотрел со всех сторон и вновь поставил на прилавок.
— У него стенки разной толщины, то же самое касается края горлышка, здесь тоньше, здесь шире. Кособок, и глазурь легла неровно, — вынес свой вердикт горшечник и поднял на женщину глаза. — Впервые вижу госпожу, которая бы лепила горшки.