Соджун уставился на нее, и та спокойно все рассказала. Капитан хмурил брови и молчал. Будь он обычным мужчиной, а она обычной женщиной, он бы разразился тирадой, что так поступать нельзя, что это опасно… Но Елень не была обычной женщиной. Она была особенной.

— Он не ранил тебя? — только и спросил Соджун.

Госпожа усмехнулась.

— Разве бы он смог? Я и за рану плату взяла.

Соджун даже вздрогнул, а кулаки непроизвольно сжались. Елень уловила его настроение, усмехнулась:

— Никогда не буду оценивать ни вашу кровь, ни свою монетами. Я разбила вазу. И дело не в том, что стоит она как хороший конь, а в том, что мастер потратил на ее изготовление полгода. А стенки у нее, знаете, какие тонкие?! Тоньше быть не может! И легкая, ровная. Не ваза, а шедевр. Думаю, я взяла равнозначную цену, потому что глаза у мастера были такие же, как у вас, когда вы смотрели на мой синяк. Ему было жаль своего творения.

Соджун молчал. Какой бы дорогой ваза ни была, все равно не стоила боли, что перенесла Елень, но убеждать женщину он не стал. И так забот хватало.

А через неделю в ворота постучал ремесленник в довольно запыленной одежде с небольшой котомкой за плечами. Соджун был дома и сам встретил гостя. Мужчина представился Гиль Имсуном и попросил о встрече с дедом Сэчаном, правда, назвал он старика совсем диковинно: господин гончарных дел мастер досточтимый Чон Сэчан. Капитан от удивления крякнул и позвал деда. Тот в это время просматривал глину, что Соджун привез с озера, но вышел. Ремесленник, едва завидев деда, бухнулся на колени и пал ниц. Старик напрягся и поджал губы, а гость поднял голову и зачастил.

Из его речи было ясно лишь одно: пришел он издалека и пришел за дедом Сэчаном. Он пешком преодолел путь от Кванджу[1] только для того, чтобы встретиться с мастером Чон Сэчаном и уговорить его возглавить школу гончаров.

Семейство глядело на запыленного мужчину и помалкивало. Именная бирка была дорогой, а сам путник выглядел жалко. Мужчина признался, что лихие люди, повстречавшиеся ему в пути, отняли у него лошадь и подарки. Отстоять свое добро он не смог, но его намерения самые благие и чистые. Капитан переглянулся с Елень и вздохнул: знавали они уже таких доброхотов, но делать нечего: гость, каким бы он ни был, остается гостем. Мужчину намыли, накормили, напоили и положили отдыхать, а сами собрались в мастерской. Дед Сэчан поглядывал на Елень и Соджуна и вздыхал: те точно захотят избавиться от него. Да, они его не гнали, делились всем, что сами имели, ни разу не обидели, но они с внучком все равно здесь были чужими. Тем более это ощущалось сейчас, когда семья почти собирали вещи, чтобы покинуть город.