— В расход их всех, — сказал Романенко, повернувшись к бойцу. — И дело с концом… — Он медленно поднимал одной рукой принесенный из леса немецкий автомат, а другой отстранял стоявшую рядом с ним женщину.

Немцы струсили. Подняли руки вверх, о чем-то запричитали. Из всего я понял только одно слово, которое твердил пленный с нашивками на рукаве:

— Киндер, киндер, киндер…

— Вспомнил о своих детях, — произнес Сидорин.

Я был уверен, что Романенко не будет стрелять в пленных. До войны он преподавал ботанику и зоологию в сельской школе, где-то под Белгородом. Посмотрев на меня, лейтенант поднял высоко над головой автомат и выпустил длинную очередь вверх. Женщина закрыла глаза. Немцы все еще стояли с поднятыми руками. Они ждали, наверное, расправы, но Романенко резко опустил автомат, отмахнулся свободной рукой и, не оглядываясь, направился к минометчикам своего взвода.

— Перевязывайте, — сказал я перепуганной женщине.

Мне никто не возразил. Бойцы молча взваливали на свои спины минометы. Рота вытянулась на дороге и в наступившей глубокой тишине поспешила к переправе, наверстывая упущенное время.

Батальон, посланный ночью к Шатково, занял мост через Березину, не дал взорвать его противнику. По нему мы быстро переправились на противоположную сторону, не обратив даже внимания на берега.

Недалеко гремел жаркий бой. Батальон, захвативший мост, отражал яростные контратаки немцев, пытавшихся вернуть переправу или разбить ее. А по мосту переправлялись все новые и новые наши части.

— Что я вам говорил? Рокоссовский!.. — торжествовал Романенко, разглядывая с небольшой высоты грандиозную картину еще не остывшего боя. На обочинах дороги лежали сплошным пластом тысячи трупов в грязно-зеленых мундирах. Трудно было пройти и проехать. Неотвратимое возмездие, как и столетие назад, настигло оккупантов на Березине.

Передовые части наших войск уже были далеко на западе, где-то под Минском, а мы все еще удерживали мост и добивали окруженную около Бобруйска группировку противника.

В тыл под конвоем и без него с белыми лоскутами на палках шли колоннами пленные…

32

32

Для матери и брата с сестрой тянулись долгие годы оккупации, полные ужаса, невероятных мучений и испытания на стойкость и гражданскую преданность идеалам, выраженным в символах на красном знамени Родины, под которым мы воевали. И слово «родина» по обе стороны фронта вдруг приобрело в душе каждого советского человека особый смысл. Нависшая над страной грозная опасность и все то, что стало долей всех нас, не поколебали стойкости нашего народа, еще больше цементировали его сплоченность.