От незадачи, что не смог сходу продолжить свой путь в Новины, истомившемуся гостю тоже захотелось промочить горло. И только он было поднялся на закиданное окурками крыльцо, как встречь ему, стуча деревягой, выковылял из дверей пивной его родной дядя, которого чаял увидеть во гробу.

– Жуть, сродственник! – опешив от неожиданности, буркнул тот.

– Да вот еду на твои похороны, – с обидой на явный подлог с телеграммой сказал гость. – Приехал вместо того, чтобы отбыть по путевке отдыхать к Теплому морю.

– А от чего отдыхать-то, спрашивается?! – наигранно удивился Данила Ионыч. – Можно подумать, состарились али устали от ребятни – семеро по лавкам сидит. – И строго спросил: – Не вижу жены… Алевтины нашей махонькой?

– Аля, крестный, все-таки поехала отдыхать… Подлечиться ей малость надо.

И чтобы сменить этот неприятный для него разговор, он недовольно спросил:

– А ты-то, как оказался здесь, если собрался в отходную?

– Дак мы ж, до последнего своего часу, без дела тут не бываем, – уклончиво сказал Данила Ионыч и показал рукой на корноухую мослатую лошадь у забора с понурой мордой. – Вота, пригнал лядащую животину на бойню да попал под обед. Пришлось переждать за кружкой жигулевского. А заодно, кстати, и орден спрыснул! Недавно тут «награда нашла героя». – И верно, на мятом лацкане рыжего от всех невзгод многих лет пиджачишка дяди красовался новенький орден «Великой Отечественной войны второй степени».

– Ну, крестный, герой ты у нас! – восхитился гость, радостно обнимая дорогого сродственника. – Орел!

И только тут он разглядел через плечо дяди одра у забора:

– Да никак это наш триедин: Дезертир, Ударник-Архиерей?!! Только вроде б другой масти стал…

– К старости, племяш-крестник, люди и лошади становятся одной масти – сивой. – И в подтверждение своих слов дядя стянул с белесой головы кепчонку со сломанным козырьком. – Жуть, как бежит время… А что ж касательно нашего сивки из чубарых, ему применительно к человеку, пожалуй, уже за сотню перевалило.

Рыбарь подбежал к лошади и обнял ее за шею, дивясь:

– Жив, курилка! – Сивка, отбиваясь от слепней, мотнул понурой мордой со слезящимися глазами в бельмах, и показалось Ионе, что тот признал в нем бывшего ездового. – Ты, гляди… поздоровался!

– Дак, как же ему было не поздоровкаться с тобой, ежель всю войну ели одну траву-лебеду, – подыграл племяшу дядя. – К тому ж, вы еща и ровесники. Родились, жуть в какое приснопамятное время!

Чтобы не ворошить прошлое, рыбарь хотел завернуть дорогого сродника в пивную по случаю встречи, но тот отказался: