Когда он снова заговорил, его голос звучал совсем тихо.
— А вы? Я думаю, ваша жизнь тоже не была легкой.
Она снова посмотрела на огонь.
— Каждый божий день, исключая последние два года, главный вопрос моей жизни заключался в том, будет ли наша следующая еда поймана, найдена, освежевана или выкопана из земли. Я не знала, как человек может прожить зиму, не промерзая до костей, не лежать в темноте без сна, слушая, как ветер дует сквозь стены, забираясь под одеяла и солому.
Она подняла на него взгляд.
— Я провела два года в Барнарде, на стипендии — это сумела организовать наша бывшая учительница, которая как-то преподавала тут. И я вернулась только этой осенью, когда мой отец тяжело заболел, а тетя, которая смотрела за братом и сестрой, начала работать здесь, в Билтморе. —
Она покачала головой.
— Если честно, до того как я вернулась, я не понимала, как же мы отчаянно бедны. Хотелось бы мне, как и вам, сказать, что я от этого стала лучше…
— Но, безусловно, ваше образование… — мягко проговорил Кэбот, кивая на книги, которые она продолжала прижимать к груди.
— Да, это большой подарок. Но и проклятие тоже. Я узнала зависть, с которой раньше была незнакома. Узнала, что существует другой, большой мир. И это меня мучает. Не все время, но зависть сует свою мерзкую голову в мою жизнь.
— Вернуться в вашей ситуации… Не сомневаюсь, что это было очень тяжело. — Он перевел взгляд на высокие окна, за которыми зимняя луна освещала падубы. — И все же… простите, если я романтизирую эти горы, но в них есть что-то, что так и притягивает — и должно звать обратно. Даже если ты не хочешь возвращаться.
— Это правда, — тихо сказала она. — Именно так.
Его глаза пристально посмотрели на девушку.
— Если я позволю себе быть невероятно назойливым…
В напряженной тишине Кэбот ждал ответа. Керри робко обернулась.
— Я думал, могу ли я спросить вас о вашей… дружбе… с Мэдисоном Грантом.
Керри не была бы потрясена больше, даже если бы он спросил у нее рецепт мыла из золы.
— Моей