Роман молчал. Он не мог сказать, что это не так, потому что это именно так и было. И, кстати, он совершенно не понимал, как ее угораздило забеременеть, ведь она предохранялась.

– Да не переживай ты. – Ира правильно поняла его молчание. – Я тоже детей не хочу. Ни от тебя, ни в принципе. Ну, от тебя когда-нибудь потом, может, – уточнила она. – Хотя в целом это не мое. Мать меня в семнадцать лет родила, а спроси зачем, и сейчас не скажет. И я туда же, что ли?

– Тебе двадцать два, – машинально ответил он.

Как будто в этом дело!

– Самое время, ага! – фыркнула Ира. – Ну всё, брось глупости говорить, зая. Нам с тобой хорошо, у других такого нету. Иди ко мне…

При этих последних словах ее голос переменился снова – сделался тем самым, от которого у него огонь пробегал по телу. Огонь пробежал и сейчас, но впервые это вызвало у Романа отвращение к себе самому. Что, впрочем, не помешало ему, помедлив лишь несколько секунд, сделать шаг к дивану. Ира тут же взялась за ремень его джинсов и с придыханием проговорила:

– Врач мне пока запретил, но я что-нибудь придумаю…

И, глядя на ее приоткрывшиеся губы, он забыл обо всем и отдался ее сногсшибательным выдумкам.

В этот день Роман наконец осознал то, что поразило его своей очевидностью. Что он живет с женщиной, с которой у него нет ничего общего. Что взаимное влечение в этом смысле ничего не значит, а вернее, значит что-то смутное, тягостное, нелепое. От того, что Ира сама по себе, по-человечески, вызывала у него все более стойкое отторжение, сексуальная тяга к ней все яснее воспринималась как нечто болезненное.

Слово «зависимость» сначала лишь мелькнуло в его сознании, но с каждым днем укреплялось в нем, пугающе укреплялось. Видимо, от этого для него стало остро значимо все, не связанное с Ирой: работа, командировки, книги, разговоры с мамой…

Мама и сообщила новость, которая выбила у него почву из-под ног.

– Ромка, вы скоро сможете переехать сюда, – сказала она однажды вечером.

Ира была на своих танцах или где-то еще – Роман перестал ее об этом спрашивать, чтобы не делать вид, будто это имеет для него значение, – и он остался у мамы поужинать.

– Куда – сюда? – не понял он.

– В эту квартиру. Я… В общем, я выхожу замуж.

Она смотрела с такой странной, совершенно ему в ней не знакомой робостью, от которой у него сжалось сердце. Папа умер семь лет назад, и в последние три года своей жизни, после инсульта, с недоумением глядя на книги, жену и сына, был уже не тем человеком, которого они оба знали. Мамина любовь к нему еще тогда превратилась в сострадание, это Роман понимал и вовсе не считал, что она должна всю оставшуюся жизнь хранить верность умершему мужу. Точнее, он об этом просто не думал.