В дальнейшем это ощущение лишь усиливалось – и когда учился в МГУ, и когда стал работать в Институте археологии, и во время раскопок на Авентинском холме в первую свою итальянскую командировку. Средневековые города – вот что интересовало его сейчас, а совсем не анализ отношений с женщиной, тем более что они и без анализа были ясны как белый день. Роман работал по совместной германо-российской программе, ездил то в Берлин, то в Кельн, не вылезал из библиотек и архивов, писал статьи – в общем, был занят и счастлив. Всегда желанная женщина лишь усиливала ощущение полноты жизни.

Ирина жизнь шла неплохо, во всяком случае, так ему казалось. Однажды он даже сходил на какой-то конкурс, где она танцевала самбу; это было приятное и возбуждающее зрелище. Когда предложил ей поехать с ним в Германию, она обрадовалась и поехала, но вышло для нее раздражающе и разочаровывающе: Ира не знала ни немецкого, ни английского, да если бы и знала, говорить с его коллегами ей было не о чем. На дружеских вечеринках она чувствовала себя поэтому так же нервно, как на большом приеме в Кельнской ратуше. И вообще, Германия ей не понравилась – показалась скучной. Это было Роману понятно: он и сам, наверное, чувствовал бы себя не в своей тарелке, оказавшись в положении никому не нужного глухонемого в чужой стране и без всякого дела.

Когда сразу после этой неудачной поездки Ира захотела отдохнуть в турецком спа-отеле, он согласился с ней в том, что путешествовать им лучше по отдельности. Роман воспринимал спа-процедуры как пустую и скучную трату времени, поэтому ему было не сложно согласиться с женой. Да, они расписались, прожив вместе год. Он сам предложил Ире это сделать – она удивилась, даже спросила, зачем ему это нужно. Внятного объяснения у него не было, он просто знал, что совместная жизнь предполагает обязательства и брак является тому подтверждением; этого ему было достаточно.

Через месяц выяснилось, что Ира беременна. Точнее, для Романа это выяснилось уже после того, как она сделала аборт. Ее поступок привел его в такую ярость, какой он не только никогда в жизни не испытывал, но и не предполагал, что может испытывать вообще.

– Почему ты мне даже не сказала?! – орал он, стоя над лежащей на диване Ирой.

Она что-то лепетала, всхлипывала, в ее голосе звучали оправдывающиеся интонации… И вдруг они сменились совсем другими, ему не знакомыми.

– Можно подумать, ты хочешь со мной детей, – глядя ему в глаза своими огромными серыми глазами, усмехнулась она. – Сам процесс – да, а дети – нет. Скажешь, не так?