Такая откровенность была в ее взгляде и голосе, что он молча взял ее на руки и понес в машину. Она обнимала его за шею и дышала ему в плечо. Уже открыв дверцу машины, Роман еще несколько секунд стоял неподвижно, прислушиваясь к ее прекрасному телу.
«Надо было не разговоры на лавочке разговаривать, а в аптеку заскочить», – подумал он.
Отсутствие презервативов – это была последняя внятная мысль, которая его посетила. Когда за городом свернул с шоссе на грунтовку, мыслей не было уже никаких.
– Раздену тебя? – спросила Ира, когда он остановил «буханку» и перебрался к ней на заднее сидение.
И, не дожидаясь ответа, проделала это так, что еще немного, и ему одного процесса раздевания хватило бы, тем более когда она разделась сама, проигнорировав его попытки ей помочь.
Сладостная – это слово характеризовало ее исчерпывающе. Роману показалось, что все произошло во мгновенье ока, ему было бы за это даже неловко, если бы он не ощутил внутри нее, что такого краткого времени ей тоже хватило для удовольствия.
– Ну мы с тобой и орали! – засмеялась она, когда замерли наконец друг у друга в объятиях. – Хорошо, что степь.
Хорошо, что степь, хорошо, что Ира так безоглядна, хорошо, что впереди бесконечный месяц с нею, и все это повторится снова! Роман думал об этом, одеваясь, целуя и одевая ее, и садясь за руль, думал тоже.
Уже через полчаса пришлось остановиться снова: Ира обняла сзади и, покусывая его ухо, сказала:
– Еще хочу. А ты?
Конечно, он хотел. Он уже ясно понял, какой убогой была до сих пор эта сторона его жизни – и первая неразделенная любовь со всеми ее школьными страданиями, и вторая, разделенная, но быстро прошедшая, и несколько связей разной длительности, которые случились потом. Все, что он знал об отношениях мужчины и женщины, что считал правильным – необходимость любви, привязанности, совпадения характеров, – не то что оказалось неправильным, но отступило на задний план. Для того сладостного месяца, который расстилался перед ним, как цветущая степь, все это не имело решающего значения.
Даже сделанные во время раскопок находки, действительно неординарные, запомнились ему в самой большой мере потому, что они вызвали восторг у Иры. Особенно понравилась ей золотая пряжка в виде головки верблюда с каплевидными бирюзовыми вставками.
– Как они умели… – проговорила она, разглядывая лежащую на его ладони тусклую золотую головку. – А мы еще думаем, что до нас ничего стоящего и на свете не было!
Роман так, конечно, не думал, но объяснять это Ире не стал. Другое его заботило в связи с ней: что время раскопок подходило к концу. Надо было решать, что дальше. Он понял это довольно быстро – что не хочет с ней расставаться, а значит, не должен увиливать от решения, чтобы потом не жалеть о не сделанном.