Ира провела в клинике две недели. Когда он забрал ее домой, была тиха, ко всему равнодушна, никуда не рвалась и либо спала, либо смотрела в одну точку. Ему стало страшно и стыдно: какое право он имел довести человека до такого состояния? На банальности, которые пытался ей говорить – что это было необходимо для ее же пользы, и прочее подобное, – Ира не реагировала.

К счастью, через неделю все это более-менее прошло, и она стала похожа на себя прежнюю. Но именно похожа – не было в ней больше ни живости ее, ни сексапила. Как будто, став ненужными ему, эти качества выветрились и из нее тоже. Эта мысль обожгла его изнутри сильнее, чем прежде обжигало желание.

Роман взял недельный отпуск, чтобы следить, принимает ли Ира таблетки; врач сказал при выписке из клиники, что принимать их критически важно. Возможно, это было глупо, но он не видел другого выхода – только не отходить от нее ни днем, ни ночью и контролировать каждый ее шаг. Собирался отказаться от полугодового гранта, полученного в Бонне, но выяснилось, что в этом нет необходимости.

Вернувшись однажды с работы, он еще в прихожей услышал, что в комнате на полный звук включен телевизор и что Ира с кем-то разговаривает, причем не по телефону. Это его удивило: она никогда не приглашала приятельниц домой – говорила, что в кафешке гораздо приятнее, можно болтать в свое удовольствие, а не метать на стол еду.

Оказалось, приехала из Астрахани ее мать. Роман общался с тещей только однажды, но этого ему хватило, чтобы понять, что трудно найти человека, более ему чуждого.

– Приехала с дочушкой побыть, – окинув зятя неприязненным взглядом, сообщила та. – Загнется она тут у тебя.

Он был так подавлен своим нынешним положением, образовавшимся постепенно и вместе с тем для него неожиданно, что не стал возражать. Да и обрадовался, что можно сохранить грант и сбежать от всего этого подальше.

В боннской размеренной жизни Роман начал приходить в себя. Изучал развитие поселений в границах исчезнувшей Римской империи, с радостью сознавая, что его по-прежнему волнует то, что никак не связано с отчаянием собственной жизни – движение людей по крупным рекам, возникновение городов на берегах… Германия давала простор для волнующих мыслей о том, как устроена жизнь народов, и мысли эти становились потом основой исследований.

Ире он звонил раз в неделю – главным образом для того, чтобы убедиться, что она не запила. Он был почти уверен, что она с собой не справится, но она была трезва, во всяком случае, во время его звонков. Безразличие в ее голосе давало надежду на то, что отношения между ними сошли на нет и по его приезде это примет определенную форму. Громыхающий постоянным фоном телевизор свидетельствовал о материнском присутствии, и это тоже было неплохо, так как означало, что Ира не одна.