По какому-то болезненному отзвуку, мелькнувшему при этих словах в ее голосе, Роман понял, что она исходит из имеющегося опыта. Он обнял Иру, поцеловал в губы, уже и так припухшие от поцелуев этой ночи, и сказал:

– Давай попробуем, а? Я тебя не обижу.

Вместо ответа она потерлась щекой о его плечо с такой доверчивостью, от которой у него сжалось сердце. Он не понял, что это означает, да или нет. Но через два дня они уехали в Москву вдвоем.

Конечно, Роман предвидел, что появление Иры приведет маму в недоумение. Мама была умна и не говорила банальностей о том, что в тридцать лет пора подумать о женитьбе или по крайней мере иметь постоянную спутницу, но он понимал, что ей с ее ясными представлениями о норме этого хочется. И точно так же понимал, как она отнесется к его выбору. Что ж, придется позаботиться об отдельном жилье. До сих пор в этом не было необходимости: папа после инсульта нуждался в их с мамой общей заботе, а после его смерти Роман просто не ощутил потребности что-то менять. Жизнь в одной квартире с мамой его не тяготила, потому что квартира была просторна, а мама деликатна. Вместе с тем роль вечного мальчика, до седых волос держащегося при взрослых, ему явно не подходила. Так что квартиру он намеревался снять сразу по возвращении в Москву.

С маминой стороны возражений этому его намерению не последовало.

– Рома, вы с Ирой самостоятельные молодые люди и должны жить самостоятельно, я прекрасно это понимаю, – сказала она в первый же вечер, когда Ира ушла спать и они остались вдвоем за чайным столом. – Давай разменяем квартиру, это же вполне возможно.

Он как раз считал, что это невозможно. То есть количество квадратных метров и локация в Сокольниках, конечно, позволяли произвести неплохой размен. Но Роман ощущал эту квартиру домом, причем общение с друзьями, которые у него появились среди итальянских и немецких коллег, позволило ему понять, что именно домом, сродни тому, в которых люди из поколения в поколение живут где-нибудь в асконской или вестфальской деревне. Конечно, череда его родных, живших в Сокольниках, не была по-европейски длинна, но все-таки это были его дед и прадед, квартира была наполнена книгами, которые остались после них, и книгами, которые добавили в семейную библиотеку его родители, а теперь добавлял уже и он сам. Все это, безусловно, не подлежало размену.

Но Ира, живая, страстная, любящая, была дорога ему никак не меньше, чем семейная библиотека. Он не ошибся: она оказалась несоединима даже не с мамой, а со всей жизнью, которую та вела. Маме было пятьдесят семь лет, она преподавала в Высшей школе экономики, писала статьи по социологии, и каждая минута ее жизни была наполнена чем-нибудь созидательным. Даже то, что она называла блаженной праздностью и время от времени себе позволяла, было частью созидательности тоже. Ирина жизнь с работой «кем-нибудь» – в Москве она сразу устроилась рецепционисткой в спа-центр – танцами соло-латина и выходными в торговых центрах не совпадала со всем этим жизнеустройством совершенно. А жить бок о бок с человеком, с которым у тебя нет ни одной точки соприкосновения, тяжело, даже если вы оба люди не скандальные. Это Роман понимал и поисками съемной квартиры занялся незамедлительно.