Машина уехала. Роман пошел по переулку к Патриаршим. Каждый шаг давался ему таким усилием, как будто он впервые поднялся сейчас с больничной койки после месяца неподвижности. Или будто молния его ударила. Или… Он не понимал, что с ним происходит. Переулок был пуст. Из-за грозы, да, из-за дождя. Он обернулся и поднял голову – окно на третьем этаже было уже закрыто.
Ира однажды сказала ему:
– Ты про германцев каких-то думаешь, они тебе нужны. А живой человек не нужен вообще. Ну, заботишься, да. Как курица. Но я-то не цыпленок!
Она даже не сказала это, а выкрикнула в пьяной запальчивости. Он уже понимал, что, когда она в таком состоянии, на ее слова не только не стоит обращать внимания – нет смысла даже вслушиваться в них. И почему вдруг вспомнил Иру сейчас?
Грома не было – молния разорвала светлое городское небо неожиданно. И так же – неожиданно, яростно – разорвала его мысли догадка…
«Она живая была. Живая! Чего-то хотела, о чем-то мечтала, чем-то мучилась. А я ее взял, как… Как вагину из секс-шопа! Мне плевать было, как она живет, чем живет, да я вообще не думал, что она как-то живет! Мне ее хватало в постели, и я не понимал, чем она недовольна, уверен был, что ей того же должно хватать, и… И всё».
Дождь хлынул весь сразу, обрушился, как водопад. Он стоял под холодной лавиной, и слезы, льющиеся по его лицу, не были видны никому, и рыдания никому не были слышны в сплошном могучем гуле.
Глава 29
Глава 29
Поезд пришел в Минск ранним утром. Выйдя на привокзальную площадь, Ксения остановилась. Куда идти, она понятия не имела. Можно было бы обратиться в справочный стол, но она не знала ни года рождения, ни даже фамилии Вероники. Правда, тот день, когда впервые ее увидела, запомнился в мельчайших деталях, поэтому запомнилось, как Сергей сказал: «Здравствуйте, Вероника Францевна». Но вряд ли по одному только имени-отчеству сообщают домашний адрес в справочном столе.
Адрес больницы, в которой работала Вероника, тоже был ей неизвестен. Ксению привезли туда ночью без сознания, а когда наутро Сергей приехал за ней, то, хотя сознание уже вернулось, она меньше всего думала о местоположении больницы, из которой он увез ее на извозчичьей пролетке. Но память, безотчетно внимательная к подробностям, словно наяву показала ей сейчас, как, выйдя тогда с ним на улицу, она оглянулась на табличку «1-я Советская больница». И голые ветки ноябрьских деревьев за окном палаты вспомнились тоже, и как женщина с соседней койки рассказывала тонким надрывным голосом, какие до большевиков в больничном саду яблони были, какой урожай давали и как с его продажи все деньги на больницу шли.