С. С. Ну, на сто пятьдесят лет назад забираться мы не будем, давай лучше поговорим о месте Сергея Рахманинова в развитии школы фортепианной игры. О его пианизме, о том, как он владел фортепиано. Такие примеры, если подумать, редки: у нас Рахманинов, а на Западе Лист. Люди, которые – поправь меня, если не согласен, – расширили рамки самого понятия “игры на фортепиано”. Это так?

Н. Л. Конечно. Абсолютно верно. Но мне кажется, начинать надо с Шопена. Бетховен писал для старинных инструментов, его музыка может быть исполнена и четырьмя струнными инструментами, и струнным оркестром небольшим, и большим оркестром. А музыка Шопена – исключительно фортепианная. Ее можно играть только на рояле. Например, его Этюды op. 10 или Первую балладу. Его творчество я бы обозначил как границу: музыка до него и музыка после него. Шопен изменил наше представление о пианизме. Следом идет Лист, современник Шопена и в каком-то смысле даже друг. Лист часто его играл и очень любил его музыку. Лист тоже многое изменил, в его сочинениях появляется немало новых фортепианных красок, новые средства выразительности. А после Листа по-настоящему качественные изменения в историю пианизма внес только Рахманинов. У Рахманинова любое заполнение превращалось в шедевр. Так никто не писал ни до, ни, пожалуй, после. В любой его фортепианной пьесе, любой транскрипции из просто гармонического заполнения возникает то, что даже без мелодии гениально. Рахманинов, без сомнения, истинный новатор. И важно, что у нас остались записи его исполнения.

Однако если говорить о термине “русская пианистическая школа”, то существует одно “но”: можно ли относить к ней Рахманинова? Ведь он уехал из России одним из первых, в конце 1917 года, а в 1918-м поселился в США, при том что многие его друзья остались здесь. Остался Александр Борисович Гольденвейзер, близкий друг Рахманинова, с которым они вместе играли Вторую сюиту для двух роялей. Он был, наверное, самым старшим из профессоров, которые встали у истоков теперь уже советской школы пианизма. А Рахманинов уехал. Это, конечно, легенда, что его музыку запрещали. Нет, ее играли, но все-таки самого его не было в стране. А его записи пришли в наш, так сказать, повседневный музыкальный быт гораздо позже, уже в 1960–1970-е годы. Гольденвейзер, который очень любил Рахманинова, по стилю исполнения весьма от него отличался. А, скажем, Генрих Густавович Нейгауз откровенно не любил Рахманинова как композитора. Поэтому я бы не сказал, что Рахманинов был таким во всех отношениях классиком, каким его стали считать во второй половине ХХ века. Хотя он сыграл огромную роль в развитии американского пианизма.