Сам Элий Билютин вспоминал: «Хрущев остановился. В дверях задержалась свита. Надо всем поднималась худая зловещая голова Суслова. Хрущев оглядывал стены. Картины чем-то ему, наверное, нравились, и это задерживало его. Он явно не мог к чему-то намеченному приступить и начинал злиться. Менялся на глазах, мрачнел, бледнел. Эта эмоциональность была удивительна для руководителя государства. И, глядя на его опустошенное, недовольное лицо, я почти физически услышал, как заскрипело колесо Фортуны. Действие спектакля началось еще внизу. Мы были его лишенными права голоса свидетелями.

Поначалу Хрущев начал довольно спокойно рассматривать экспозицию. За долгие годы пребывания наверху он привык посещать выставки, привык к тому, как по единожды отработанной схеме располагались работы. На этот раз экспозиция, особенно в первой части, была явно иной. Речь шла об истории московской живописи, и среди старых картин были, хотя и немного, те самые, которые Хрущев, появившись с начала 1930-х годов около Сталина, привык безоговорочно запрещать. В своей новой ипостаси либерала он, может быть, и не обратил бы на них никакого внимания, если бы не услужливая подсказка В. Серова. Как один из секретарей Союза художников РСФСР, он сразу перехватил инициативу в пояснениях. Председатель Союза художников СССР Сергей Герасимов, президент Академии художеств Борис Иогансон, руководитель собственно МОСХа Мочальский упорно молчали.

Серов начал называть цены и негодовать по их поводу, хотя как член закупочной комиссии сам непосредственно участвовал в установлении стоимости каждого приобретаемого полотна. Серов ловко жонглировал старыми и новыми цифрами. Только что была осуществлена денежная реформа, превратившая рубль в гривенник. Коэффициент один к десяти Серов использовал против тех, кто в глазах Хрущева не мог быть полноценным художником.

“Разве эта живопись - вы только посмотрите, Никита Сергеевич, как намазано! - стоит таких денег?”. “Обнаженная” Фалька, закупленная за бесценок по сравнению со стремительно множившимися олеографиями самого В. Серова, неожиданно превратилась в предмет фантастической спекуляции. Первая работа художника, приобретенная государством после его возвращения в 1939 году из Парижа, и к тому же посмертно! Но магия цифр была неотразима, Хрущев начал терять контроль над собой. И все-таки продолжал колебаться. Это эмоциональное колебание еще явно можно было остановить, если бы Ильичев, будучи председателем Идеологической комиссии, того захотел. Но он был всего лишь услужливым газетчиком, и где ему было сравниться с Сусловым, который тут же начал развивать тему “мазни”, “уродов, которых нарочно рисуют художники”, того, что нужно и что не нужно советскому народу.