– Мама! Па! Я дома!

– Цзай чжэли![46] – отзывается мама с кухни.

На столе стоит сервиз, доставшийся маме от ама, – позолоченный, украшенный цветами. Над крошечными чашечками витает пар. Мама с папой посмеиваются, сидя за столом и разговаривая с нашим гостем. Наверное, пришел кто-то важный, раз они достали самую красивую посуду и дорогие чайные листья.

Я захожу на кухню и растерянно моргаю. Должно быть, глаза меня обманывают.

Это Натаниэль Макинтайр.

У меня дома. За моим обеденным столом. Разговаривает и смеется с моими родителями, будто так и надо.

Прежде чем я успеваю сбежать, папа говорит своим учительским тоном:

– Мэй, мистер Макинтайр зашел, чтобы с тобой повидаться. Мы немного поболтали. – Папин голос звучит дружелюбно, но мне слышится в нем одновременно извинение и назидание. Что-то вроде: «Извини, что не предупредили, но лучше бы тебе быть повежливей».

Мистер Макинтайр с улыбкой поворачивается ко мне:

– Привет, Мэйбелин. Ты, наверное, удивлена.

Еще бы. Я неестественно смеюсь:

– Да, вроде того.

Подобрать более вежливые слова мне не удается. На самом деле мне хочется сказать: «Да как тебе хватило наглости заявиться ко мне домой и пить мамин лучший чай из ее лучшего сервиза!»

Застыв в дверях, я разрываюсь между неприязнью к мистеру Макинтайру и желанием наложить себе огромную миску риса с курицей. Надеюсь, родители не предложили ему остаться на ужин, а то с них станется. Мне очень хочется написать Тие. Вместо это я выдавливаю:

– Давно вы пришли?

Он смотрит на золотые наручные часы со стрелками. Наверняка безумно дорогие.

– Около часа назад. – Он улыбается и смотрит на моих родителей. Те утвердительно кивают. – Мне повезло, что я застал твоих родителей.

Тех самых родителей, которых ты обвинил в доведении сына до самоубийства? Мою маму, которую ты пытался уволить? Я открываю было рот, чтобы сказать это вслух, но ловлю осуждающий папин взгляд и говорю: