– Вот ваши пятьсот вон, – сказала Яшма, доставая свежие купюры из сумочки. Половина денег, которые ей дал Ито. У мамаши челюсть сразу отвисла, а затем столь же резко сжалась, когда она с раздражением поняла, насколько продешевила. Яшма в поношенных льняных блузке и юбке не производила впечатление чересчур обеспеченной особы.

– Лилия, пойдем домой. – Яшма приобняла подругу. Чонхо, позволив себе последний испепеляющий взгляд в сторону хозяйки притона, последовал за ними по пятам, словно телохранитель.

Чонхо покинул их, когда они добрались до дома. Только тогда Яшма отметила, как сложно было заговорить хоть о чем-то с подругой. Впрочем, Лилия тоже не выглядела готовой к общению. Яшма помогла ей умыться. Единственное, что она позволяла себе спрашивать, – «вода теплая?» и «подлить еще горячей воды?».

После того как Лилия переоделась в чистую одежду, она наконец-то прервала молчание.

– А тетя Дани где?

Яшма глубоко вздохнула. То, что кто-то мог себе представить, будто Дани все еще была с ними, каким-то поразительным образом заставляло ее ощущать тем явственнее, что она сама была среди живых. Возможно, человека можно считать действительно покинувшим этот мир, когда никто уже не предполагал, что он все еще жив. Может быть, от сохранения Лилии в неведении память о Дани могла продержаться чуть дольше.

– Она долго и тяжело болела. Она скончалась… Почти… Четыре года назад, – сказала Яшма. В глазах стало тепло, а в носу едко. Она медленно поднялась и достала из платяного шкафа коробочку. Лилия заплакала, сначала совсем тихо, а потом по-детски, со всхлипами и дрожью.

– А я считала ее бессмертной. Как это она умерла? Как? – все повторяла Лилия, одной рукой поглаживая деревянный ящичек, а другой утирая раскрасневшееся лицо. Казалось, что слезы теперь было не остановить. И Яшма понимала, что подруга оплакивала не только Дани, но и все, что произошло за прошедшие годы. Это был несдержанный, но целеустремленный плач. Лилия плакала, как человек, которому, прежде чем возродиться, требуется превратиться в прах.

И все же, несмотря на слезы, на сердце Яшмы полегчало впервые за многие годы. Ночь они провели в одной комнате, как в детстве, и Лилия посвятила ее во все, что с ней произошло с момента их последней встречи. Со слов Лилии, у войны все-таки была одна хорошая сторона: с рынка пропал опиум, и она была вынуждена научиться обходиться без него. Ее пристрастие едва не стоило ей жизни, но теперь она больше не курила.

В последующие дни Яшма отметила, что Лилия горбилась под одеждой и выглядела утомленной в любое время дня. И все же постепенно подруга начала приходить в себя. Она напевала песни, правда, не те, которые она исполняла всю свою блестящую, но недолгую карьеру, а те, которые они учили наизусть еще в первый год приобщения к искусству куртизанок.