Коува задавался философским вопросом: «Да, куропатка была немолода и не привыкла летать столько, сколько я, можете сказать, что в ее разорванных легких повинна моя глупость или тупость, или то, что, будучи взрослым, я вел себя, как ребенок, но скажите вот что: разве на излете жизни желания должны умереть? Если в этом возрасте кто-то загорится мечтой путешествовать по миру, или захочет выучить какой-то язык, или вознамерится освоить кулинарное искусство или любое другое, его нужно осадить, мол, что толку-то теперь? Или нужно уважать его желания? Даже если от этого может прерваться его дыхание и прервется? Будет ли спать спокойно?» От этих размышлений у Коувы защемило сердце: «Да, если бы добрались до Старшего, и она смогла бы увидеть уцелевшие там леса и рощи, а потом умерла, сейчас бы не было этих вздохов сожаления». Потом он стал утешать себя: «Но я смог выполнить ее желание и не дал упасть лицом вниз – она спускалась, как королева, и лежала под небесами, полная достоинства. Точь-в-точь как Мама, когда прилетела пуля…»

На этом месте оба деда расправляют свои крылья, а их внуки и правнуки прекращают свои игры и собираются вокруг них. С удивлением дослушивают историю до конца, а самые маленькие непроизвольно вытягивают руки и крылья, как будто хотят стать вертолетом, резко подпрыгивают вверх, а потом, как в замедленной съемке, планируют вниз с королевским достоинством и довольной улыбкой, глаза гордо устремлены ввысь, руки обнимают небо, медленно приземляются на спину и, когда касаются поверхности, перепрыгивают невидимую границу – дети ложатся на другой стороне.

Дети встают и возвращаются к своим повседневным играм. Коува и Али Анвар остаются одни со своими мыслями. Коува думает: «Как бы то ни было, я все рассказал Старшему, и с годами он стал выглядеть спокойнее». Это было правдой. Увидев Коуву, Старший действительно обрадовался, как будто обрел поддержку в старости. Однажды, пока никто не видел, он слегка погладил его по шее. «Кар-кар!» – удивленно прокричал тот. «Устал?» – спросил Старший заботливо. Как будто знал, что тот прилетел издалека. В новой пластиковой чашке принес ему воды. И Коува попил из его рук. С годами дружба крепчала, и теперь они играли со старым теннисным мячом. Старший катал мяч из стороны в сторону, а Коува толкал его клювом. Когда Коува уставал, он останавливался и, каркая, читал Старшему лекцию о разных техниках удара ногой. «Только одно желание осталось у меня, – говорил Коува, широко раскрыв клюв. – Один раз, всего один раз я хотел сделать кик, не крылом, а вот этой лапой. Но все поймут неправильно».