Сколько людей в немецкоязычном мире, таких как Оффенбах, хранят сборники трудов конференций «Эранос», знают такие термины, как «всеестество» или «герметика», и не считают алхимию простой чепухой? Возможно, их тысяча, две тысячи, максимум десять тысяч из ста миллионов – значительно меньше, чем филателистов или экспертов по гидроциклам. Эти немногие верят, что вещи материального мира являются отражениями, проявлениями или образами реальности, независимой от времени и пространства, и что на Земле ничто не существует само по себе.

Золото и серебро во всем мире издавна считались не просто ценными материалами, но и символами, связанными с космосом. Алхимия, вопреки распространенному мнению, не была наивной попыткой превратить обычные металлы в драгоценные, что эмпирическая химия в восемнадцатом веке признала невозможным. Этими делами, как объясняет Оффенбах, промышляли «угольщики», на которых алхимики всех культур смотрели с презрением. Золото и серебро назывались священными задолго до того, как стали мерилом стоимости; они были образами Солнца и Луны, поэтому их добыча считалась прерогативой жрецов, а чеканка монет долгое время оставалась религиозным актом. Даже круглая форма золотых и серебряных монет указывает на их небесные прототипы, и на самых древних монетах выгравированы символы, связанные с двумя небесными светилами. Вплоть до Средних веков изображения отличались в зависимости от номинала. Алхимию начали рассматривать как обман лишь с приходом капитализма, который сам по себе является своего рода магией – ведь что еще, если не освящение материально бесполезной бумаги, легких металлов или цифр на экране, представляет собой власть денег? «То, что современный человек считает суеверием – и что частично продолжает существовать лишь как суеверие, – на самом деле является интуитивным пониманием глубоких связей между природным и духовным порядком. „Первобытный“ человек знал, что добыча руды из „чрева“ Земли и ее насильственная плавка несут в себе нечто зловещее и открывают опасные возможности, задолго до того, как история наглядно продемонстрировала нам их фатальные последствия».

Утверждение, что все, что представлено в книжных магазинах под вывеской «Духовная литература», – лишенная подлинной глубины пустышка, конечно, слишком обобщенное. Даже книги Оффенбаха теперь выставляются под этой вывеской, а не среди художественной литературы или католической теологии, где им было бы самое место, но где их меньше всего хотят видеть. Пресность и бездуховность проявляются там, где делается вид, будто сегодня можно жить в гармонии с творением и воспринимать мир так, как это было до эпохи Просвещения. Духовность теряет свою убедительность, когда природа изображается как идиллический, благотворный сад. Но на самом деле религия – это обращение с ужасом, который представляет природа, попытка найти порядок в хаосе, случайности и угрозе.