– Если комната останется такой, то я отменю встречу, – пригрозила я, на что отец, упорствуя, как маленький мальчик, пробормотал, что даже не готов делить холодильник.

– Об этом следовало подумать раньше, – резко, но негромко ответила я. – Не после того, как я все организовала! Можно подумать, у меня других забот нет, кроме как искать беженцев вам в помощь! Вы сделаете доброе дело. Сами же видели, в каких условиях они живут. Вы хотели кого-то, кто говорит на фарси. Хорошо, я это понимаю. Я договариваюсь о встрече с благотворительной организацией, а вы идете на попятный. – Будьте ответственнее!

Нет, к счастью, последнего я не сказала вслух. Но отец такой, что уже слышит то, что у дочери еще только на языке.

В конечном итоге ссора закончилась относительно мирно – по крайней мере, мне так показалось. Мы оба старались быть сдержанными и договорились дождаться завтрашней встречи. Спустя несколько часов моя сестра прислала мне сообщение из отпуска: наш отец не хочет принимать у себя беженцев, но не может сказать мне об этом лично, потому что, по его словам, я постоянно на него кричу. «Он считает тебя истеричкой!» – добавила она с торжеством, ведь я всегда стараюсь быть холодной и сдержанной на фоне своих более эмоциональных сестер. Во время разговора с отцом я ни разу не повысила голос, однако тон мой был резким, колким, как я вынуждена признать, когда позвонила ему, возмущенная его клеветой. Он признался, что я действительно никогда не кричала на него.

– Но твой тон… – сказал он, – когда ты злишься, твой тон режет, как ножом по сердцу.

Мы быстро помирились, и встреча остается в силе. Но что-то в этом есть, думаю я, продолжая читать Paradiso: ребенку трудно представить, что родители могут от него устать, что нужно проявлять к ним внимание. Он учитывает интересы всех, кроме них, он мучает их, потому что глубоко внутри уверен, что родители простят его плохое настроение и праведный, а иногда и не совсем праведный гнев.

– Я сейчас смотрел фотографии с прошлого лета, – сказал по телефону отец. – И ужаснулся тому, как сильно ты постарела за прошедший год, как сильно устала и сколько у тебя теперь седых волос.

– Прошло больше года, папа, – ответила я. – Прошло уже пятнадцать месяцев, и я просто перестала красить волосы.

* * *

Вечером я решаю посмотреть вторую часть «Крестного отца». Сцены с Робертом де Ниро, который играет молодого сицилийца, приехавшего в Америку, чередуются со сценами с Аль Пачино в роли его сына спустя тридцать пять или сорок лет. Я каждый раз удивляюсь, хотя, в принципе, это нормально. Каждый отец когда-то был моложе своего взрослого сына. Но Коппола делает на этом акцент. Через одно, но важное искажение – сын старше отца – он рассказывает историю, которую простая хронология выразить бы не смогла.