Отношение же Ибарролы, стремившегося избежать правительственного террора и призывавшего к осторожности, было, по оценке ЮАСКИ, пассивным, в то время как следовало выдвинуть лозунги борьбы за превращение империалистической войны в войну антиимпериалистическую и классовую, за братство парагвайско-боливийских трудящихся и в итоге призвать к борьбе за рабоче-крестьянское правительство и Федерацию рабоче-крестьянских республик Латинской Америки[842].

КПП оказывалась в замкнутом кругу. Принятие подобной стратегии в тогдашних условиях означало для коммунистов Парагвая подвергнуться остракизму в обществе, которое находилось в ура-патриотическом угаре. Попытки же приспособиться к ситуации, как это предлагал Ибаррола, трактуя борьбу против Боливии как антиамериканское движение, неизбежно вели к разрыву с генеральной линией мирового коммунистического движения, что делало партию изгоем среди единомышленников. Положение КПП осложнялось и субъективным фактором: секретарь ЮАСКИ явно невзлюбил Ибарролу и прилагал все усилия для его отстранения от руководства партией, что выражалось не только в политической оценке деятельности парагвайского генсека¹. Ибаррола был охарактеризован ЮАСКИ как мелкобуржуазный деклассированный «интеллектуал», тщеславный и неспособный проводить серьезную работу, как каудильо индивидуалистского типа, не имеющий абсолютно ничего общего с коммунизмом, а руководимый им орган «Los Comuneros» — газетой, скандальной, способствовавшей деморализации коммунистического движения. На Ибарролу была возложена ответственность за то, что КПП являлась «небольшой группой товарищей, нежели чем действительно партией». Оценка организационного состояния партии лишь повторяла выводы, к которым приходил и сам Ибаррола, но ответственность за это теперь персонифицировалась и возлагалась на него самого.

Кодовилья просто игнорировал Ибарролу, обращался к руководству КПП через его голову, нарушая тем самым основополагающие принципы взамоотношений во всемирной компартии и подрывая внутрипартийную дисциплину в КПП. Это не могло не вызвать ответную реакцию парагвайского генсека, не желавшего даже знакомиться с документами ЮАСКИ, содержавшими критику концепций, изложенных Ибарролой в статье «Моя поездка в Россию», направленными не в Секретариат партии или ему лично, и публично оскорбившего Кодовилью, назвав его «мошенником и старым итальянцем»[843]^[844]. Кодовилье же такое поведение Ибарролы было фактически на руку, ибо давало повод еще раз поставить вопрос о необходимости направить делегата в Парагвай для ликвидации кризиса, им самим и спровоцированного. Явно нагнетая атмосферу, он убеждал членов ЮАСКИ в том, что Ибаррола «запугал всех хороших товарищей и опирается на группу сторонников из числа студентов», грозит исключением элементам, демонстрирующим коммунистические позиции. «Это представляет собой тяжелую угрозу в момент явной военной опасности», — утверждал Кодовилья и в конце концов добился решения о немедленной поездке представителя Секретариата в Парагвай. Чтобы избежать совершения партией тяжелых ошибок, требовалось, считал Р. Гиольди, послать человека, «облеченного властью», т. е. Кодовилью, немедленно попросившего наделить его полномочиями для оказания помощи товарищам в антивоенной работе. Ради ревизии дел в Парагвае была санкционирована поездка в Бразилию вместо секретаря ЮАСКИ уругвайца Э. Гомеса (в случае невозможности его выезда — Р. Гиольди или П. Ромо)[845].