Представитель от коммунистического движения Латинской Америки был направлен на учебу в Москву летом 1926 г. Ответственный секретарь секретариата испаноязычных стран ИККИ П. Тольятти предложил Южноамериканскому секретариату со штабом в Буэнос-Айресе командировать одного слушателя на подготовительный курс и самому выбрать, какую партию он будет представлять. На местах эти требования еще больше снижались. Так, например, секретарь ЮАСКИ, напоминая перуанским коммунистам о возможности направить в Москву представителя, указывал, что он «должен быть рабочим или крестьянином, владеющим четырьмя простейшими арифметическим действиями и обладающим проверенным революционным духом. Он должен быть здоров (перемена климата может повредить здоровью), и ему должно быть от 20 до 55 лет» [1747]. Делегат Коммунистической партии Аргентины ИККИ В. Кодовилья выдвинул в качестве кандидата аргентинца Антонио Кантора[1748]. Секретарь ЮАСКИ Хосе Пенелон и генсек КПА Педро Ромо согласились с выбором, и Кантор как делегат Федерации коммунистической молодежи Аргентины отправился на пленум ИККИМ.
Главным препятствием для утверждения кандидатуры Кантора было незнание им языков, на которых велось преподавание в МЛШ, но Кодовилья сумел убедить П. Тольятти и администрацию школы в том, что Кантор, родившийся в России и знавший идиш, сумеет быстро подготовиться и пройти курс на немецком языке. В ИККИ понимали трудности латиноамериканских компартий, не имевших в своих рядах достаточного количества людей, в совершенстве владевших языками, указанными в условиях приема. Испанский язык стал языком обучения только в 1930-е гг., когда в школе был создан сектор «Л» для подготовки кадров испанской и латиноамериканских партий.
Стоит отметить, что секретариат испаноязычных стран дважды обсуждал кандидатура Кантора и в конечном итоге высказался против его работы в аппарате ИККИМ, но разрешил приехать на учебу в МЛШ с условием, что он за два-три месяца выучит немецкий язык.
В ноябре 1926 г. Кантор был переведен в ВКП(б), а в Аргентину вернулся в конце 1928 г., став членом ЦК PCA[1749]. Судьба первого латиноамериканца в МЛШ демонстрировала замысел Коминтерна: обучать в Москве молодых коммунистов, чтобы затем те становились руководителями в своих партиях.
В следующем наборе МЛШ Латинскую Америку представляли несколько студентов: аргентинец Соломон Элгер (Видаль), колумбиец Гильермо Эрнандес Родригес (Гильен), венесуэлка Кармен Фортуль (Касерес), бразилец Эйтор Феррейра Лима (Сильва), уругваец Карлос Имас (Лорис). Вместе с ними в школу был принят американский коммунист Джон Зак (Касс), впоследствии сыгравший важную роль в создании компартий Колумбии и Венесуэлы[1750]. Ж. Эмбер-Дро подчеркивал необходимость «сделать специальное усилие в отношении Латинской Америки, где существуют большие возможности для развития нашего движения, но имеется множество идеологической путаницы. Куба, Колумбия, Эквадор, Бразилия, Чили, Мексика, Парагвай особенно важны». Решение о зачислении указанных студентов на курсы свидетельствовало о большем интересе Коминтерна к Латинской Америке после VI конгресса (1928)[1751]. В 1928 г. группу латиноамериканцев пополнили колумбиец Диего Мехия (Родригес), мексиканец Хавьер Герреро (Перес), уругваец Хильберто Чиаппапьетра (Агиляр), а еще через год — аргентинцы Альфредо Кеведо (Хуарес) и Х. Каджиано (Руис), бразильцы Жозе Лаго (Гонсалес), Григорий Березин (Гришин). Стоит отметить, что «Гришин», хотя и был членом КПБ и ее ЦК, не являлся бразильцем по национальности. Он родился в Российской империи, во время Гражданской войны вступил в РКП(б), но потом эмигрировал в Бразилию, где оказался в числе первых организаторов КПБ. В те времена в МЛШ еще принимали таких студентов, однако в начале 1930-х гг. Коминтерн запретил направлять кандидатов из числа эмигрантов, уехавших после большевистской революции.