«охраняя железную дорогу и поддерживая в стране порядок, войско наше вынуждено сохранять то состояние полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось».
Обвинялся здесь не сам Колчак и не его правительство, а «местные русские военные органы», которые «позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир», и требовали авторы лишь предоставления права «к воспрепятствованию бесправия и преступлений, с какой бы стороны они ни исходили». Так что сердиться Верховному было не на что.
По сути, он с чехами согласился, когда сказал своему министру Виктору Пепеляеву по прямому проводу (лента сохранила нам его слова точно):
«Основной причиной неудовлетворительного внутреннего управления является беззаконная деятельность низших агентов власти как военных, так и гражданских», которая «представляет сплошное преступление». Оно лишь «усугубляется деятельностью военных частей польских и чешских».
«Основной причиной неудовлетворительного внутреннего управления является беззаконная деятельность низших агентов власти как военных, так и гражданских», которая «представляет сплошное преступление». Оно лишь «усугубляется деятельностью военных частей польских и чешских».
Однако адмирал укоротить своих атаманов не умел и заштормовал:
«повелеваю прекратить всякие сношения с этими лицами, вступившими на путь политического интриганства и шантажа». Чешское вмешательство «приведёт к полному прекращению движения русских эшелонов и гибели многих из них», и он ответит «вооружённой силой и борьбой, не останавливаясь ни перед чем»[232].
«повелеваю прекратить всякие сношения с этими лицами, вступившими на путь политического интриганства и шантажа». Чешское вмешательство «приведёт к полному прекращению движения русских эшелонов и гибели многих из них», и он ответит «вооружённой силой и борьбой, не останавливаясь ни перед чем»[232].
Глядя на те события из нашего сегодня, отрицать заслуги чехословацких и польских войск в белом деле нелепо, но в те дни всё смотрелось иначе. Чехи и словаки (в отличие от поляков[233]) вот уже год не воевали, и отказ их охранять дорогу лишал их, в глазах русского командования, всякого права на внимание; они же требовали себе дорогу целиком, чтобы уехать вне очереди.
Притом чехи в массе гнали паровозы на восток, пока те не выходили из строя [Черкашин, с. 307], и везли огромное количество припасов и награбленного добра[234]. Согласитесь: видеть, как чехи отнимают паровоз у санитарного поезда, чтобы везти себе всё это, невыносимо. Одиннадцать дней Верховный игнорировал меморандум (чего делать было никак нельзя), а на двенадцатый сел писать цитированные протесты. Через полвека Тимирёва вспоминала: