– Думаю, меня к вам привел Господь…
Они беседовали в импровизированном кабинете полковника.
Солдаты во дворе курили и глазели на монахиню, оставшуюся у грузовика, за рулем которого сидел Филипп (он, похоже, даже здесь боялся, что машину угонят). Один из солдат решился подойти, другие последовали за ним, Сесиль предложили кофе, воды, она улыбнулась и покачала головой, но сказала:
– Я буду рада принять от вас в дар несколько мешков кофе, сахара и сухарей…
Отец Дезире и полковник Босерфёй смотрели в окно на тяжелую машину с огромным красным крестом, приданную полевому военному госпиталю…
– Это невозможно, отец, вы ведь понимаете…
– Могу я задать вопрос, сын мой?
Полковник молча ждал, что скажет священник.
– Несколько часов назад по радио объявили, что немцы заняли Париж. Знамя рейха водрузили на Эйфелеву башню. Как по-вашему, когда правительство капитулирует?
Фраза прозвучала обидно, даже оскорбительно. Одно дело – просить о перемирии, сдаться – значит признать поражение.
– Не понимаю…
– Я объясню, сын мой. Сколько у вас раненых?
– Ну… В данный момент…
– Ни одного. У вас в госпитале нет ни од-но-го пациента! А в моей часовне завтра умрут десять человек, еще десять – послезавтра. Не имеет значения, что вы скажете командирам, главное – те слова, которые вы произнесете, представ пред Господом. Сможете, без гибельных последствий для души, признать, что предпочли иерархию – совести? Вспомните: «И попросили сыны Израиля Всевышнего:
До поступления в Сен-Сир, где он был одним из лучших, полковник недолго учился в семинарии, но этих строк не вспомнил…
А отец Дезире не сдавался.
– В случае необходимости машина вернется сюда через два часа, а до тех пор ею будем пользоваться мы, ведь Он сказал: «Длань Господня там, где сердце человеческое приносит на алтарь свою веру».
Полковник понял, что должен освежить память, вернувшись к Писанию.
А Дезире был очень доволен собой как сочинителем. Как же ему нравился этот труд! Импровизировать – все равно что переписывать Библию.