– Прошу, – сказал Мышастый, кивая на пропасть.
– После вас, – вежливо отвечал Буш.
Конечно, вряд ли Мышастый спихнул бы его со ступенек вниз, в пустоту, но, как говорится, береженого Бог бережет, по крайней мере, он сделал все, что от него зависело.
Мышастый пожал печами, стал спускаться. Вот он скрылся в бездне по колено, потом по пояс, вот уже из бездны глядела одна его голова – чудилось, что он погружается в бездонную океанскую пучину, сейчас его накроет так, что вздохнуть будет нельзя. Голова повернулась к Бушу и проговорила весело и грубо:
– Не бзди, базилевс, прорвемся…
И пропала, сгинула, напевая под нос на неизвестный мотив:
В парке плакала девочка:
Буш вздохнул, но, видя, что делать нечего, тоже стал спускаться вниз, в неясный, расплывчатый вакуум. Спускаться было трудно, света хватало только чтобы видеть ступеньку, где стоишь, и следующую за ней, куда еще надо ступить. Лестница эта странным образом напомнила ему спящего бога Итигэлова и арупу, где мир создавался оттого, что он, базилевс, просто двигался в пространстве…
Справа от лестницы шли перила, за которые можно держаться и таким образом не упасть вниз со страшной, наверное, высоты, не разбить вдребезги голову, не лежать потом, истлевая, бледной мумией на холодном, далеком, тоже каменном полу.
Почему возник у Буша в этот миг образ мумии, он и сам не мог бы сказать, но очень скоро все прояснилось. Тот же самый тусклый свет, неизвестно откуда идущий, озарил конец лестницы и ровный серый пол, от которого веяло таким собачьим холодом, что впору вешаться.
Глаза у Буша попривыкли, и он теперь гораздо яснее видел пространство вокруг.
Он стоял в пирамиде кадавра, построенной еще в начале прошлого века. Наследники так торопились сбыть с рук могущественного правителя, что возвели ее еще до смерти, пока кадавр лежал в коме, не шевелился, глядел на мир черным глазом сквозь иссохшее правое полушарие.
Когда-то сюда водили экскурсии: детей, стариков, беременных женщин, даже иностранцев некоторых пускали. Потом экскурсии свернули, пирамиду закрыли, зайти можно было только по специальному разрешению, да еще врачам из числа хранителей, ухаживавшим за мумией. Похоже, Мышастый тоже заглядывал сюда по каким-то тайным государственным надобностям.
Полупрозрачный саркофаг с кадавром стоял посреди зала – не очень большого, надо сказать, Буш ожидал чего-то более помпезного. Впрочем, сам саркофаг был огромен, монументален и казался выломанным из единого куска ледяной первобытной скалы. Там, в скале этой, как бабочка в янтаре, навеки застыл он – ни живой, ни мертвый – Великий.