Но он не дал ей упасть, поддержал заботливо, подхватил, отнес на руках к дивану.

– Прости, дочка, что я так… Но надо, понимаешь, надо.

И заплакал все-таки, не удержался.

* * *

Мышастый мыкал горе.

Да, именно так, и никак иначе – мыкал горе, и все тут.

Казалось бы, эти два понятия, мыканье горя и Мышастый – не что иное, как полные и окончательные оксюмороны. Как, скажите, может мыкать горе человек, стоящий на вершине власти и проникший в тайны мира, иначе говоря, как может мыкать горе Мышастый?

И однако ж, было так. Шел пятый день бегства базилевса, страна трещала по всем швам, могучее государство, возведенное на самой мощной основе – на смерти, рассыпалось в прах. «Живи недаром – дело прочно, пока под ним струится смерть…» – писал древний поэт. И в самом деле, пока за спиной базилевса стояла безупречная любовница смерть, все они были живы, благополучны, все питались чудовищной темной силой. Но кто же мог подумать, что базилевс сбежит так подло, так нежданно? И кто мог подумать, что столько времени он сможет проводить в бегах – один, без друзей, без помощников.

Уже, казалось, поймали его, был он в руках – но снова растворился, прошел, как песок между пальцами. Когда группа захвата прибыла в дом к Грузину, там обнаружили только бездыханного хозяина, его охранника Аслана с дыркой во лбу и оглушенного капитана Сорокапута. А Буша опять не было – исчез, растворился.

Сорокапута взяли в оборот в его же собственном ведомстве, стали допрашивать с пристрастием, да так усердно, что в пару часов выбили из него все дерьмо, все внутренности, все выбили, кроме единственного главного – куда подевался Буш? Не знал этого капитан, не мог знать, потому что, если бы знал, давно бы уже все сказал.

Сколько им осталось еще до того, как рухнет страна? Неделя, хорошо месяц – на большее рассчитывать не приходится. Срочно искать другого базилевса? Но пока канал замкнут на прежнего, пока он жив, здоров и на свободе, новый базилевс не примет на себя силу. Базилевс один: пока не подвергнут он магической трансформации и ритуальным похоронам, другой на его место прийти не может.

Внезапно Мышастый обнаружил, что сидит не на диване давно уже и не на кресле даже, а на табуретке, сидит, сунув руки между колен, раскачивается и тоненько воет… В какой момент не выдержало, отключилось могучее его сознание, когда отказала железная воля?

На вой в чертог заглянула Хелечка, тусклый свет ламп отразился зеленым на ее щеке.

Среди всего этого ужаса и хаоса Хелечка одна была для него отдушиной. Когда Мышастый смотрел на нее, просто смотрел, не сексом даже занимался, ему становилось легче, спокойнее, казалось, что царица мертвых с ними, а значит, все будет в порядке, ничего плохого не случится.