Вид разъяренной царицы ада подействовал даже на пустоголового охранника. Поколебавшись самую малость, он все-таки ушел в дежурку, взял трубку телефона, негромко сказал в нее несколько слов, потом еще что-то добавил, вышел и молча кивнул: проходите…

Когда они вошли в квартиру, Чубакки там не было.

Он сидел в кресле на крыше, озирая распростершийся под ним великий город, исковерканный застарелыми переделками и задыхающийся от вечного смога. Перед триумвиром стоял незнакомый Хелечке человек довольно простого вида, вылитый пролетарий. Острый взгляд Василия сразу отметил, что у человека нет на левой руке двух пальцев. Если бы здесь вдруг оказался Буш, он бы наверняка поинтересовался, что в доме у Чубакки Рыжего делает его знакомый дальнобойщик Коля Беспалый, каким, так сказать ветром надуло и по какому поводу? Но Буш сидел во дворце под домашнем арестом и размышлял о своей непутевой жизни, так странно и удивительно сложившейся или, может, не сложившейся, – как посмотреть. Так что задавать неудобные вопросы было некому, вот никто и не задавал.

Увидев гостей, Чубакка кивком головы отослал Беспалого прочь, встал с кресла навстречу гостям, секунду с интересом рассматривал их.

– Здравствуй, Хелечка, – сказал он, – а я тебя ждал.

Потом перевел глаза на сопровождающих, что-то дрогнуло в них, но он пересилил себя, улыбнулся даже.

– Настя, тебя и не узнать под этим гримом… А это, как я понимаю, рыцарь Василий?

Отравленная игла легла в правую руку Василия, левой он уже держал Хелечку за горло, прижимал к себе.

– Не двигаться, – велел негромко, – или убью ее!

Настя оцепенела, переводила глаза с Чубакки на рыцаря и обратно.

– Отпусти, дурак, задушишь, – прохрипела Хелечка.

– Ты предала нас, гадина! Ты умрешь!

Чубакка протестующе поднял руки.

– О, нет-нет, – сказал он, – никто никого не предавал. Но у меня, как бы сказать… очень хорошая служба оповещения.

Он подошел к Хелечке, коснулся ее пальцами, вытащил из ворота микроскопический микрофон, показал рыцарю.

– Ах ты, сволочь! – Разъяренная Хелечка оттолкнула растерянного Василия, дала Чубакке тяжелую пощечину. Он поморщился, потер щеку, посмотрел на нее укоризненно.

– Был бы я сволочью, рассказал бы Мышастому, что твоя воспитанница Настя работает на Орден. И ты бы уже корчилась в пыточной у хранителей. Но ведь я ничего не сказал, правда же, Хель?

Хелечка смотрела на него, адским пламенем сияли ее глаза. Но чем дольше она смотрела, тем меньше становилось сияние, спокойнее, тише, на его место пришла растерянность.

– Я не понимаю, – наконец сказала она.