Оддюр по-прежнему храпит, распластавшись на кровати, как мертвец. Я провожу по его пальцу острием ножа, чтобы выступила кровь. Охнув, он просыпается и осоловело моргает в свете огня. Тут он замечает меня, замечает нож у меня в руке.

– Боже правый! – вскрикивает он и пытается вскочить, но руки и ноги у него связаны, и он тяжело падает на пол. – У меня нет денег. – Язык у него заплетается от спиртного. – Возьми оловянные тарелки.

– Не нужны мне твои тарелки. – Я улыбаюсь. Я не жесток, но слишком уж он смешон – полураздетый, потный, тяжело дышащий. Анна бы расхохоталась, увидев его таким.

– Ты хочешь золота? – заискивающе спрашивает он. – Я покажу тебе, где живет Гюннар Арнасон. У него есть золото, много. И драгоценный красный камень с кулак размером.

– Красный камень? – Меня это вовсе не интересует, но хочется понять, действительно ли Оддюр не только негодяй, но еще и лжец.

– И огромный. Я тебе помогу. Гюннар – болван, он меня и не заподозрит.

Я медленно наклоняюсь к нему, и лицо мое оказывается совсем близко от его лица. Его глаза по-прежнему полны страха, но теперь в них мелькает еще и надежда. И алчная хитрость. Голову даю на отсечение, никакого камня не существует. Если я сейчас развяжу Оддюра, он тут же прирежет меня и украдет мой кошелек.

– Стало быть, ты не только совратитель, но вдобавок лжец и вор?

Оддюр сводит брови и всматривается в меня.

– Да я… я тебя знаю. Кто…

– Не помнишь меня, Оддюр?

На его лице отражается ужас, и он пытается скрыть его, торопливо воскликнув:

– Йоун! Дорогой мой родич! – И заливается очень громким хохотом. – Да ты весь в грязи и совсем одичал. Славную ты придумал шутку. Но веревка режет мне руки. Я не смогу принести тебе эля, ежели у меня пальцы онемеют.

Я наклоняюсь ближе и рычу:

– Я пришел за Анной.

– За Анной? Она… – Глаза его бегают по сторонам. Лоб блестит от пота. – Я не знаю, где она. – И тут же прибавляет, но поздно: – Ходили слухи, будто она летом померла и ты ее схоронил.

– Ты знаешь, что это неправда.

Он облизывает губы.

– Неправда? Значит, она жива? – Он косится на нож. – Ты злишься. Коли ты не можешь уследить за собственной женой, Йоун, нечего срываться на мне.