Через пятьдесят лет после Черной смерти традиционные победители и проигравшие в экономике средневекового мира поменялись местами. Теперь новоиспеченные проигравшие, землевладельцы, наблюдали, как их богатство сокращается под напором низких цен на продукты и высокой стоимости рабочей силы. Новоиспеченные победители, люди низших сословий, увидели, что их единственный рыночный актив – труд – резко вырос в цене, а вместе с ним и их уровень жизни. Вот слова снова раздосадованного Маттео Виллани: «Простолюдины из-за достатка и излишеств, обрушившихся на них, теперь оставят свои привычные профессии. Они хотят теперь есть самую дорогую и изысканную еду, дети и простолюдинки облачаются в самые красивые и дорогие одежды умершей знати»[841]. В Сиене Аньоло ди Тура, женившийся повторно и преуспевший, тоже жаловался на жадность низших слоев общества. По словам бывшего сапожника, «работники, трудившиеся в полях и садах, из-за своих грабительских запросов по зарплате полностью привели в упадок фермы жителей Сиены»[842].

Среди бедняков больше всего от сложившейся ситуации выиграли крестьяне. Крепостничество, пришедшее в упадок еще до смертности, теперь начало исчезать полностью. Во второй половине четырнадцатого века человек мог просто взять и покинуть поместье, при этом он был уверен в том, что, где бы он ни поселился, его обязательно кто-нибудь наймет на работу. Либо крестьянин мог использовать свои новые возможности воздействия на оказавшегося в затруднительном положении лорда, чтобы добиться от него снижения рентной платы или получить освобождение от ненавистных феодальных обязательств, таких как гериот или налог на смерть. А так как теперь стало много излишков сельскохозяйственных угодий, крестьянин мог придирчиво выбирать себе участок земли. Через полвека после Черной смерти урожайность выросла не потому, что сельское хозяйство стало более эффективным, а потому, что теперь возделывались только лучшие земли. Одним из показателей процветания нового крестьянства было изменение порядка наследования. До Черной смерти крестьянские владения были настолько маленькими, что земли не хватало никому, кроме старшего сына. К 1450 году крестьяне часто были достаточно зажиточными, чтобы оставить участок земли всем своим детям, в том числе, что стало случаться чаще, и дочерям.

Нехватка рабочей силы положительно сказалась и на благосостоянии странствующих рабочих, которые переходили из поместья в поместье, берясь за любую работу. Тогда, как и сейчас, зарплата и условия труда рабочего-мигранта ставили его на нижнюю часть экономической лестницы. Но к лету 1374 года рабочий-мигрант по имени Ричард Тейлор понял, что для таких людей, как он, наступает новое время. Так, 3 июля, когда его работодатель Уильям Лене предложил, по мнению Тейлора, слишком низкую заработную плату за работу пахаря, Тейлор дословно сказал Лене следующее: «Засунь себе эту работу знаешь куда!»[843] Покинув своего работодателя в начале сезона сбора урожая, Тейлор заработал в следующие два месяца, за август и сентябрь 1374 года, больше, чем за год, работая у Лене, – пятнадцать шиллингов против всего лишь тринадцати шиллингов, четырех фунтов стерлингов.