Светлый фон

После Черной смерти в Европе стали развиваться новые идеи о том, как именно распространяется болезнь. Вероятно, не случайно, что первая системная теория заражения была разработана Джованни Фракасторо, практикующим врачом системы общественного здравоохранения из Флоренции[851].

Чума изменила систему средневекового высшего образования. При Кембридже были основаны четыре новых колледжа: Гонвилл-холл в 1348 году, Тринити-холл в 1350 году, Корпус-Кристи в 1352 году и Клэр-холл в 1362 году, а Оксфорд создал две новые школы: Кентербери и Нью-колледж. После Черной смерти во Флоренции, Праге, Вене, Кракове и Гейдельберге тоже появились новые университеты. Часто в уставах школ была отражена причина их вынужденного учреждения. Многие уставы упоминают, что после чумы наблюдались упадок системы образования и нехватка священников-наставников, что и послужило причиной основания этих школ[852].

 

Долгий век высокой смертности, последовавший за средневековой чумой, также оказал глубокое влияние на религиозные чувства людей. Они стали стремиться к более тесным личным отношениям с Богом. Одним из проявлений нового настроения стало то, что профессор Норман Кантор назвал «приватизацией христианства»[853]. Частные часовни, которые всегда были обычным явлением среди знати, теперь могли позволить себе зажиточные купцы, семьи, ведущие свое собственное дело, и даже ремесленники, которые начали строить их через свои ремесленные гильдии. Еще одним проявлением «приватизации» была растущая популярность мистики. В эпоху «внезапных, необъяснимых трагедий» многие люди стремились создать свой собственный, частный канал связи с Богом.

По мере усиления религиозных чувств завещания богачей стали все больше напоминать отчеты о деятельности целых корпораций. Немногие отваживались так глубоко проникнуть в «божественную» сферу, как сэр Уолтер Мэнни, чьи добрые дела включали покупку лондонского кладбища и строительство часовни на одном из его акров, где монахи могли молиться за умерших от чумы. (В более поздней своей версии эта часовня стала одной из самых известных достопримечательностей Лондона – Чартерхаусом.) Однако редко какой богатый человек умирал, не оставив достаточно денег, чтобы оплатить молитвы, которых хватило бы на несколько жизней, за упокоение своей бессмертной души.

Подъем религиозных чувств сопровождался все более глубоким разочарованием в церкви. В период величайшего общественного кризиса Средневековья Церковь оказалась неэффективной, как и все другие институты средневекового общества. Кроме того, она потеряла многих из своих лучших священников, а те, кто выжил, часто вели себя так, что только позорили религию. В 1351 году, когда первая волна чумы пошла на убыль, один критик написал резкое обвинение в адрес духовенства. «Что вы можете проповедовать людям? – спросил он. – Скромность? Но вы сами так гордитесь собой, так высокомерны и любите пышность. Бедность? Но вы самые скупые и алчные из всех нас. Целомудрие? Об этом мы просто помолчим»[854]. Тем критиком был действующий папа Климент VI, человек, чье собственное отсутствие духовных интересов приводило в шок. В течение десятилетий после 1351 года посвящение в сан недостаточно хорошо обученных мальчиков – возраст рукоположения был снижен с двадцати пяти до двадцати лет – и совсем не подходящих для этой роли вдовцов еще больше подорвало репутацию духовенства. Как заметил Уильям Ленгленд в своей книге «Пирс Пахарь», единственной выдающейся характеристикой новобранцев-клерикалов, казалось, была алчность.