Таким образом идея имманентно присущего, примордиального таланта черных музыкантов, которая часто приводила в прежние времена к разнообразным практикам расистского вытеснения их на позицию Другого, здесь была переприсвоена самими черными музыкантами и сделалась своего рода цеховым знаком отличия. Ощущение себя избранными обусловливало девиантность поведения (собственно, предметом книги Беккера является именно оно), то есть, как правило, слабые семейные связи участников исследуемой социальной группы, предрасположенность их к алкоголю и наркотикам, а так же к самым разным выходкам, нарушающим общественный порядок. Наиболее ярких представителей джазового мира коллеги называли «персонажами» (characters); паттерн поведения «персонажа» всегда маркировал его высокий внутригрупповой статус и служил признаком, по которому отличались «настоящие таланты». О подлинных персонажах ходили легенды: один музыкант запрыгнул на полицейскую лошадь, стоявшую перед входом в клуб, и ускакал на ней, другой, когда у их машины кончился бензин, предложил сжечь ее, и компания остатками топлива полила ее, подожгла и стала хлопать. Все это выходки людей, обладавшим тем самоощущением, которое в английском описывается словом entitlement, то есть представлением о том, что обладающие этим ощущением люди по каким-то причинам (в данном случае в силу своего таланта) имеют право вести себя как хотят и требовать от мира уважения к своим привычкам. Быть персонажем значило получить высшую степень профессионального признания. Тедди Хилл говорил о Монке: «Монк определенно был персонажем… Я знал множество музыкантов, бывших персонажами, но никого подобного ему»[1331]. То, что талант и девиантное поведение в то время были практически неизбежным сочетанием, указывает на своего рода романтическую позу джазовых музыкантов, обретших высокий социальный статус и теперь мстящих так долго пренебрегавшему им обществу встречным пренебрежением к его нормам.

В конечном итоге, как отмечали многие комментаторы, симпатизирующие новой музыке, в частности Лерой Джонс (Амири Барака), главной политической и эстетической заслугой бибопа является то, что он избавил джаз от «разбавленных форм мейнстримного самовыражения» и вернул его к первозданному виду, где блюз и импровизация занимают место нотированных партий и полированных аранжировок, являющихся продуктом рафинированной белой европейской культуры[1332]. Нетрудно увидеть проблематичность этого представления – в частности, утверждение, что ранний джаз базировался на импровизации, представляет собой скорее тенденциозную попытку выдать желаемое за действительное, нежели аккуратное изложение фактов, – однако в целом оно верно отображает главный политический смысл совершившейся революции: черные люди вернули свою музыку себе, сделав ее настолько сложной, чтобы ее невозможно было украсть во второй раз.