Приходят известия о том, что делается на площади Карусель. Анрио всё еще распоряжается там. «Вне закона! Поставить разбойников вне закона!» – раздаются в зале голоса. В ту же минуту составляется декрет, и несколько депутатов выходят с ним на площадь, чтобы обнародовать его.

Анрио, обманувший канониров, теперь убеждает стрелять по Конвенту. Но канониры колеблются. Депутаты кричат им: «Неужели вы себя опозорите?! Этот разбойник – вне закона!» Тогда канониры твердо отказываются повиноваться Анрио, который едва успевает ускакать в коммуну.

По миновании этой первой опасности Конвент объявляет вне закона депутатов, уклонившихся от повиновения его декретам, и всех членов коммуны, участвующих в восстании. Однако дело этим кончиться не могло. Хотя Анрио уже не было на площади Карусель, но бунтовщики еще находились в коммуне со всеми своими силами и еще могли произвести переворот. Надо было отклонить эту великую опасность, а Конвент совещался и ничего не предпринимал. В маленькой зале, где собрались комитеты и множество представителей, предложили назначить начальника вооруженных сил из членов собрания.

– Кого? – раздается вопрос.

– Барраса! – отвечает чей-то голос. – У него хватит мужества принять это назначение!

Вулан бросается к кафедре и предлагает назначить Барраса начальником вооруженных сил Парижа. Конвент принимает предложение, назначает Барраса, дает ему в помощники еще шестерых депутатов – Фрерона, Феррана, Ровера, Дельма, Болетти, Леонара Бурдона и Бурдона, депутата Уазы. К этому предложению один из членов собрания присовокупляет другое, не менее важное: назначить депутатов, которые отправились бы в секции вразумлять людей и просить вооруженной помощи.

Эта последняя мера была самой необходимой, потому что пора было заставить колеблющиеся и обманутые секции на что-нибудь решиться.

Баррас спешит к уже собравшимся отрядам, чтобы сообщить им о своем назначении и разместить вокруг Конвента. Депутаты, посланные в секции, отправляются исполнить данное им поручение. В эту минуту большинство секций еще находится в нерешительности; весьма немногие держат сторону коммуны и Робеспьера. Каждому опротивела ужасная система, приписываемая ему, каждый желает события, которое избавило бы Францию от Робеспьера. Но страх еще сковывает всех. Никто не решается.

Коммуна, которой секции привыкли повиноваться, требует от них помощи, и некоторые, не смея ослушаться, посылают комиссаров. Не для того, чтобы поддержать восстание, а чтобы следить за событиями. Париж находится в страхе и неизвестности. Родственники узников, их друзья, все, кто страдает от существующих жестоких порядков, выходят из домов и, переходя от улицы к улице, приближаются к кварталам, где господствуют шум и волнение, и стараются получить хоть какие-то сведения.